Форум
«О, дайте мне маску!», часть 4, макси, R, гет-слэш (продолжение от 7 января).
Rendomski: Автор: Rendomski (necromancer_renka (at) yahoo (dot) com) Бета: буду несказанно рада любой помощи. Но предупреждаю, что с моими бетами случаются странные вещи… Рейтинг: R Категория: гет-слэш. Жанр: драма / экшн. Главные герои: Гарри, Рон, Драко, Снейп и другие. Саммари: История об обычных хогвартских событиях глазами различных участников. Данная часть - PoV Гермионы. Маски… Мы все их носим. Иногда мы даже забываем и теряем ощущение, где кончается маска и начинается живая плоть, пока жизнь не даёт нам по морде, возвращая к неумолимой реальности… Иногда – забываем, что маску может носить и другой… Дисклеймер: все герои Дж. К. Роулинг принадлежат Дж. К. Роулинг и иже с ней. Хотя, полагаю, после моих измывательств можно было бы их уступить мне за пару процентов стоимости (правда, всё равно не потяну...). (Подробнее с дисклеймером можно ознакомиться здесь). Форма построения произведения, как взгляд разных персонажей на одни и те же события принадлежит великому Акутагаве. (Может и евангелистам... словом, я взяла у Акутагавы, а дальше пусть сами разбираются). А я что? Я просто маски примеряю... Отношение к критике: всячески причетствуется. Я подчёркиваю – всячески… ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: в нижеприведённом фике имеются сцены, содержащие гомо- и гетеросексуальные отношения, насилие, пре-инцест и прочие недетские вещи. АУ в отношении шестой и, как я догадываюсь, седьмой книги. Если вас уже тошнит – не портите себе здоровья дальше. Остальным – приятного чтения! В качестве канона я признаю книги, только книги и ничего кроме книг Дж. К. Роулинг. Совпадения с интервью, Лексиконом, официально признающим педофилию древом и проч. случаются, но не обязательны. НАЧАЛО (PoV Рона и Драко) можно найти на Фанрусе: http://www.fanrus.com/view_fic.php?id=338&o=r в архиве «Наша лавочка»: http://www.nasha-lavochka.ru/harry_potter/make_me_a_mask.htm или на «Сказках» http://www.snapetales.com/index.php?fic_id=1070 ПРИМЕЧАНИЕ автора: если будет проводиться конкурс на долгострой фэндома – предупредите ! Ну, а если серьёзно, то сердечно прошу прощения у всех, кому пришлось так долго ждать сего продолжения. Вам, ещё ждущим, вам, уже не ждавшим, а также тем, кто видит этот опус впервые – с любовью .
Ответов - 85, стр:
1 2 3 All
Rendomski: О, дайте мне маску! Маска четвёртая И если маскою черты утаены, То маску с чувств снимают смело. М. Ю. Лермонтов "Маскарад" Маски… Мы все их носим. Иногда мы даже забываемся и теряем ощущение, где кончается маска и начинается живая плоть, пока жизнь не даёт нам по морде, возвращая к неумолимой реальности… Так что довольно масок! Скрывать мне больше нечего, да и незачем. Меня больше не волнует, что думает мадам Помфри, когда я каждый день прихожу сюда, в больничное крыло, помогаю ей по мере надобности, а затем провожу долгие часы подле Северуса, изредка, без особой на то необходимости, проверяя температуру, пульс. Меня не беспокоит реакция профессора МакГонагалл или Дамблдора, которые порой заглядывают сюда. Мне всё равно, как отнесутся к этому Рон или Гарри, которые непременно узнают, рано или поздно. Почти всё равно. Когда узнает Рон, это будет кошмар. Когда узнает Гарри, это будет конец. – Северус… – Северус, ты слышишь меня?.. – Северус, это я, Гермиона… – Я люблю тебя… Северус не реагирует. Мадам Помфри считает, что он ничего не слышит, а посему любые разговоры бессмысленны. Меня пугал его бред, но безмолвие: ни слова, ни стона – оказалось ещё тягостней. Вид у него изнемождённый и постаревший, лицо цветом отчего-то напоминает старую навощённую бумагу, брошенную на снег, и инеем тронула жёсткие тёмные волосы преждевременная седина. «Должно быть, жизнь в этой вашей школе очень похожа на сказку…», – заметила как-то мама. – «Интересно, а на какую?» Кажется, я тогда, насмешливо фыркнув, ляпнула: «Пряничный домик», – или что-то в этом роде. Тем не менее, с того раза я нет-нет и начинаю невольно проводить аналогии. Моему названному брату в сердце и в глаз попали осколки волшебного зеркала. Снежная королева околдовала его и поманила за собой, в царство вечного холода. А я дерзнула отправиться следом, полная решимости вернуть моего названного брата… Снежная Королева. Король-Зима. Снег, иней и холод. Это похоже на очень страшную сказку, мама. И конец у неё совсем не такой, как положено в доброй детской книжке. Льдинки заплясали, складываясь в приговор: «Вечность». И чего бы там ни написал автор, я знаю: кому-то из героев не суждено было покинуть сверкающих чертогов. Каю. Или Герде. Или Снежный Король так и остался любоваться на вечность в ледяных гранях. В вязкой тишине больничного покоя складывается впечатление, будто жизнь застыла, замедлила свой ход, и время тянется, словно чинно проплывающие за окном поезда столбы электропередачи. Только всё это иллюзия: стоит лишь высунуться из уюта купе, и ты ощутишь, что поезд летит вперёд на всех парах и встречный ветер грубо и больно срывает с глаз набежавшие вдруг слёзы. Это невыносимо! Мне, что, сидеть, сложа руки, и смотреть, как он умирает, будучи не в состоянии ничем, совершенно ничем помочь? Не могу. Уйти, оставить? Тем более. Надеяться? На что мне надеяться? Надеяться не на что. Ни на что не надеяться? Ждать? Чего? Нечего ждать… – Гермиона? Гермиона, ты куда?.. Не знаю. Не знаю. Куда-нибудь, где распахнутая дверь окажется скинутым в борьбе с ночным кошмаром одеялом, окрик мадам Помфри плавно перейдёт в звонок будильника и, прислонившись лбом к холодной и твёрдой спинке кровати, можно будет, вяло улыбнувшись, сказать себе: «Это был всего лишь сон, Гермиона…» *** – «Уважаемый мистер Уизли! Мы рады проинформировать Вас, что Вы назначаетесь на должность префекта седьмого курса…» – Ясно, Гарри, ничего новенького! – Рон вырывает у Гарри из рук пергамент. – Давай дальше! Беззаботно болтая ногами, они сидят на перилах – это на третьем этаже-то! Я даже просто подойти к краю лестничной площадки едва решаюсь. – И-и… «Уважаемая мисс Грейнджер! Мы рады проинформировать Вас, что Вы назначаетесь на должность… Главного префекта! – Урра! Трижды ура! Кто бы сомневался, конечно… – Ну я, между прочим, сомневалась. – Ой, Герми, Герми, скромность тебя погубит. – Да скромность тут не при чём. Вот Ханна, к примеру, ничуть не меньше этого заслуживала этой должности. Она как-то целый месяц… Но мальчишки уже не слушают. – Дай значок посмотреть. – Погоди, на свой пока полюбуйся. – Налюбуюсь ещё, Гарри, давай же! – Гермиона не разрешит. – Ладно тебе… Герми! – Особенно, если ты не перестанешь её «Герми» называть. Мальчишки в шутку борются, к моему ужасу, чуть не ежесекундно грозя сверзиться с перил. Здесь, в доме Гарри на Гриммолд Плейс двенадцать, царит кажущаяся безмятежность. Мы играем, болтаем ни о чём, шутим с Тонкс, безуспешно пытаемся уговорить Рема, чтобы нас хоть на пару часов куда-нибудь отпустили, смеёмся и просто бездельничаем. Очень хорошее слово – «кажущаяся»; эта безмятежность именно кажется, мерещится, морочит голову и отводит глаза, дурачит дрожащим маревом августовской жары, а мы охотно поддаёмся. Ведь, в конце концов, мы же обычные семнадцатилетние, единственно волей случая оказавшиеся в гуще событий этой войны. И мы цепляемся за эти пергаментные квадратики, кто в прямом, кто в переносном смысле, подсознательно желая, чтобы конец летних каникул был главной нашей заботой. На деле же, особенно для Гарри, каникулы наши с учёбой имеют мало общего и оборваться грозят не тридцать первого августа, нет, – в любую минуту. «Пусть их! Не беспокойся... Они играют в то, что они счастливы...» Гарри и Рон всё-таки сваливаются, под мой испуганный оклик, – к счастью, не по ту, а по эту сторону перил – и задорно смеются над моим обескураженным видом. Не остаётся ничего, кроме как присоединиться к ним… – Приятно видеть, что вашей драгоценной жизни ничто не угрожает, Поттер. Едким презрительным тоном брошеная реплика развевает марево нашего веселья, как порыв сквозняка. Снейп стоит внизу и явно уже некоторое время за нами наблюдает. Гарри от неожиданности выпускает моё письмо из рук, и листки, вертясь и кувыркаясь в воздухе, планируют вниз. – Добрый день, профессор. Снейп на приветствие не отвечает. Отвернувшись, он пристально изучает что-то в прихожей, затем, вытянув руку, отводит портьеру и обнажает дыру в стене, где раньше висел портрет миссис Блэк. – Поттер, а вам, случаем, не приходило в голову, что так и дом развалить недолго? – Вообще-то это сделал я, – спокойно отвечает ему появившийся Рем, – и эта стена не несущая. Здравствуй, Северус. Снейп лишь коротко кивает в ответ. – Ах, да, – замечает он вполголоса. – Я и забыл, что здесь проживает не один скорбящий склонный к безрассудству гриффиндорец. Я хватаю Рона за руку, удерживая его, а заодно и себя от какой-либо непоправимой глупости. Гарри бледнеет, даже невозмутимый обычно Рем, кажется, вздрагивает. Несомненно довольный произведённым эффектом Снейп, как ни в чём не бывало, переводит разговор на другую тему. – Что ж, о мерах безопасности в этом доме, пожалуй, поговорим позже, а сейчас я хотел бы обсудить кое-что с вами, Поттер. Наедине. – Конечно, профессор, – процеживает Гарри сквозь зубы. – Давайте пройдём в гостиную. – Во гад, – выдыхает Рон, когда они уходят. – Эй, Герми, ты чего? – Ничего, – я только что замечаю, что всё ещё держу его за руку и поспешно отпускаю. – Нормально. Пойду… подберу свои бумаги. Я спускаюсь вниз, оставляя немного растерянного Рона, по дороге едва не забывая, что мне понадобилось внизу, просто желая как можно быстрее оказаться в одиночестве, прийти в себя, зализать грубо разбереженную рану и без слёз оплакать конец наших каникул. Дверь на кухню закрылась с неприятным хлопком, заставившим меня вздрогнуть. Хлопать дверью я, вообще-то, не собиралась. Просто так вышло. – Чёрт, – тихо сказала я. Прозвучало несмело и натянуто. Что поделаешь, не умею я ругаться. Невыплеснутые эмоции свернулись в мерзкий сгусток под сердцем, дыхание перехватило от тупой боли. Я немного постояла на месте, прижав к груди руки, затем подошла к шкафу и достала с одной из полочек жестяную коробку из-под чая, в которой хранила смесь трав для лечебного настоя. Когда боль проявилась впервые, прошлым летом, я испугалась, что это последствие едва не убившего меня проклятия, и отправилась с мамой в лечебницу святого Мунго. Однако целитель, внимательно выслушав всю историю и осмотрев меня, лишь покачал головой. «Должно быть, просто от переживаний. От нервов. Попробуйте успокаивающий настой». От боли травки помогали. От «переживаний» – не слишком, и время от времени всё начиналось заново. Коробочка была полной доверху; я открыла её слишком резко, и измельчённые душистые травы: валериана, мелисса, полынь – просыпались на стол. Смахнув их на письмо из Хогвартса, я вытряхнула сор в раковину. Затем, закрыв, решительно вернула коробочку на место. Вот так, обойдусь и без лекарств. Села за стол, с ногами забравшись на деревянный стул, положила подбородок на колени, сжалась в комочек, принялась убаюкивать боль. На кухне стояла тишина, даже мухи, утром настырно доводившие своим жужжанием до исступления, угомонились и лишь лениво ползали по пыльному окну. Тени их смешно передвигались по столу, по небрежно брошенным листам. От рук и пергамента горьковато пахло травами. – Гермиона? Что с тобой? – Рем прикрыл дверь так же аккуратно, бесшумно, как и открыл её перед этим. Называть его Ремом, не профессором или мистером Люпиным, оказалось на удивление легко. Какой месяц назад меня подобная фамильярность, пожалуй, шокировала бы; всё-таки Рем Люпин намного старше нас. Сириус тоже был старше, но Сириус, Сириус – это совсем другое… Рем, при всей своей сердечности, не пытался казаться ни свойским, ни легкомысленным, напротив, мягко, но непреклонно блюл дистанцию. Всё как-то вышло само собой: когда прибыли мы с Роном, Гарри с Ремом жили здесь уже с середины июля и обращались друг к другу исключительно по именам. Нам не оставалось ничего другого, как последовать примеру. – Ничего, – я расправила листки пергамента, прижала их подвернувшимся под руку стаканом. Под донышком немедленно расползлось пятно. Опять кто-то оставил на столе грязную посуду… – Нам будут нужны новые учебники, кое-какие вещи. Тонкс… – …обо всём позаботится, не беспокойся. – Хорошо. Мне просто неловко доставлять ей столько лишних хлопот… – Гермиона. – Да, я понимаю, если мы сами отправимся на Диагон-алею, то не исключено, что это выльется в гораздо большие неприятности. Рем вздохнул; отодвинув стул, сел напротив. – Гермиона, что тебя так расстроило? – Меня? Да ничего, вроде. А ты не в курсе, что у профессора Снейпа за дело к Гарри? Он неловко заёрзал. – Извини. Это опять что-то секретное? – Отчасти, – кивнул Рем. – Знаешь, лучше будет, если Гарри сам расскажет вам, сколько сочтёт нужным. – Конечно. Мы надолго замолчали. Я тупо глазела в письмо. Только не думать о… нет, не думать… вот, какая у профессора МакГонагалл примечательная «М» на подписи: чёткая, остроконечная, ни намёка на какие-либо завитушки и, в то же время, полная изящества… – Гермиона, с моей стороны, конечно, не слишком тактично задавать подобный вопрос, но тем не менее: не увлечена ли ты, случайно, профессором Снейпом? – Что?! – я подскочила и вскрикнула, пребольно ударившись локтём о край столешницы. – Мерлин правый, извини! Сильно ударилась? – А-ага… на самый нерв попала. Рем, как тебе только в голову могло прийти подобное? Ой… – Гермиона, прости, – Рем успокаивающе вытянул перед собой руки, – я вовсе не хотел тебя шокировать. Мне всего лишь бросилась в глаза твоя резкая реакция на слова профессора Снейпа. Ну, я и подумал… Знаешь, – он чуть отвёл взгляд, – в учителей нередко влюбляются. – Не в него, – процедила я, растирая ушибленный локоть. Неловкость вырвавшейся фразы я осознала не сразу. Рем выжидающе молчал, и волей-неволей мне пришлось продолжить, силой вытолкнуть изо рта слова: – В Сириуса. К щекам прихлынула кровь, застучала в висках, на миг мне показалось, что после подобного усилия я по крайней мере месяц не смогу произнести ни слова. Рем кивнул, чересчур спокойно, и тут я запоздало поняла, что именно этого ответа он от меня и добивался. Слава Богу, не другого. – Должно быть, на четвёртом курсе? – осторожно уточнил Рем. – Да не на третьем уж, – буркнула я, немного дуясь на него за подвох. Первая наша встреча с Сириусом Блэком к возникновению нежных чувств, что и говорить, не располагала. Раненый, бледный как смерть Рон, взбешённый Гарри, готовый броситься на противника с голыми руками, и я – трое детей в заброшенном доме против коварного оборотня-предателя и тёмного мага, правой руки Того-Кого-Нельзя-Называть. Однако… Оказывается, можно думать о Сириусе и улыбаться. – Конечно, на четвёртом. Он же был такой… казался… просто невероятным! Безвинно осуждённый, беглец, верный друг, умный, загадочный, не сдающийся… …а ещё эти мальчишки, такие ротозеи. «Гермиона, ты же тоже девочка!» – господи, ведь я думала, что никогда не прощу Рону этой глупости. Другие мальчишки, глазевшие на меня во время бала. И Виктор. Виктор Крум, надменная знаменитость, а на самом деле – исключительно деликатный и немного стеснительный неуклюжий Виктор. Бедный, я бы, безусловно, влюбилась в него без памяти, не окажись поблизости Сириуса. Сириуса, который затмевал всех. – Так тогда казалось. И ещё – что он всё подмечает: и мой ум, и… словом, всё. Что симпатизирует, флиртует. Я думала, это лишь Гарри с Роном не замечают, а я-то всё вижу. А потом был этот ужасный дом. И он, совсем другой: поникший, почерневший, озлобленный. Я отказывалась верить своим глазам, злилась, искала объяснения, пусть даже и самые нелепые… По щекам текли слёзы, расплывались на столе, на брюках большими мокрыми пятнами. Нет, я не плакала, они просто текли сами, безо всякого усилия с моей стороны, изливались вместе с воспоминаниями. – …отказывалась принимать его таким: опустившимся, сломленным. А потом его… – я шмыгнула носом. Слезам стало тесно, не все пробивались наружу, встали в горле, мешая говорить… – Он… Рем прикрыл глаза ладонями, тяжело вздохнул. – Он ушёл, – глухо произнёс оборотень. – Повтори это. – Он ушёл, – покорно повторила я. И мир не перевернулся. И сердце продолжало биться. И я сидела себе и дальше на стуле, поджав ноги, как ни в чём не бывало. А в груди, как ни странно, больше не болело. Рем осторожно коснулся моего плеча. – Теперь легче? – Да. Рем… ты замечательный, – слёзы продолжали бежать – откуда они только брались? – но умиротворённо, словно летний дождь, пролившийся после долгого и грозного бурчания грома. Он смущённо пожал плечами. – Чужие беды – не собственные, с ними справиться проще. И всё же, послушай старика, не цепляйся за прошлое, отпусти своих призраков и живи дальше. Я и не подозревала, насколько скоро я пожалею об этом разговоре. Пожалею, что перестала прятаться за призраков прошлого, ревниво хранить обрывки выцветающих чувств. Пожалею о том, что снова решилась на любовь, и снова проиграла. Чем дальше, тем большую власть над нами обретает прошлое; ведь там остаётся всё больше событий, переживаний, и вес их всё сильнее тянет нас за собой. Отмазка: «Пусть их! Не беспокойся... Они играют в то, что они счастливы...» - М. Метерлинк
Gloria Griffindor: Какой неожиданный и приятный сюрприз :)
Rendomski: Главное - что приятный. Спасибо!
Алиса: Rendomski Прочитала все 4 истории и очень понравилось. Это все или еще будет продолжение?
Rendomski: Алиса Рада, что понравилось. Нет, это далеко не конец, это ещё самое начало четвёртой части. Так что устраивайтесь поудобнее, а я постараюсь не затягивать .
Снарк: Rendomski , теперь, после того, как закончены Дракотрилогия Кэсси. Свет Майи, Предсказание Катри Клинг - ваши "Маски" - последний фик продолжения которого я жду с надеждой и нетерпением. И вот, дождалась . Теперь Гермиона? Так здорово и так неожиданно. Какие тайны прячет она? Я-то думала, что нас теперь ожидает рассказ Невилла или Гарри. Неужели и Гермиона из третьей части окажется вовсе не Гермионой?
Rendomski: Я отстала от жизни! Где очередь за концом "Предсказания"? Неужели и Гермиона из третьей части окажется вовсе не Гермионой? Да отчего так сразу… Котёл Многосущного отвара в этой параллельной вселенной вроде бы не пропадал . Просто… ну, вылезла пара нюансов в этой истории, показавшихся мне достойными достаточно продолжительного отдельного повествования .
Rendomski: – Ну, никак я не пойму, почему именно он… – процедил Рон. Я деликатно умолчала о том, что назначение Драко Малфоя Главным префектом навряд ли оказалось для меня досаднее, чем очередное назначение Рона. Ещё и часу не прошло с тех пор, как он горячо заверял меня, что должность квиддитчного капитана никоим образом не помешает выполнению им обязанностей префекта, однако уже на собрании Рон украдкой чертил что-то, подозрительно напоминающее схему квиддитчной атаки, и, когда Ханна раз обратилась к нему, рассеянно выпалил: «Я согласен с Гермионой». Мне оставалось лишь вздохнуть и морально приготовиться к уже ставшему привычным двойному грузу префектских дел. Надо признать, Малфой отнёсся к своим обязанностям более чем ответственно, не позволяя себе в наш с Роном адрес ничего серьёзнее чуть подчёркнутой холодности в голосе. Когда же между нашими и слизеринскими пятикурсниками разгорелся спор явно не по теме, от Малфоя равно досталось представителям обоих факультетов. И всё же, выйдя по окончании собрания из кабинета и оказавшись в окружении слизеринской компании, испытывать, насколько новоприобретённая объективность Малфоя распространяется за пределы собрания префектов, я не решилась. По привычке вскинув голову, я постаралась как можно незаметнее проскользнуть мимо, но едва не столкнулась с неожиданно заступившим дорогу Ноттом. Смерив меня полным презрения взглядом (сердце заколотилось, мысли отчаянно закружились вокруг так неудачно спрятанной в кармашек сумки палочки…), он уставился поверх моей головы на остальных и насмешливо бросил: – Что, Малфой, унизили до нечистокровки? Я помянула про себя недобрым словом Рона, исчезнувшего сразу после собрания. Спину только что не жгло от неприязненных взглядов. Обернуться? Но не хотелось оставлять за спиной Нотта. Чушь, вообще, я что, просто обойти его не могу? – Кого унизили, – вальяжно протянул Малфой, – а кого и повысили. За спиной засмеялись. Кто-то недоумённо начал: «Эй, ты кого…». Усмешка на лице Нотта сменилась злостью, он покосился на меня и отвёл руку, явно намереваясь то ли толкнуть, то ли ударить. Я резко дёрнула вверх сумку и запустила руку внутрь, уже не заботясь о скрытности. – А ты чё тут встала, как… – Эй, что здесь происходит? Нотт сунул руки в карманы. Я обернулась. В дверях кабинета стояли Энтони Гольдштейн из Рейвенкло и Сид Огден, префект шестого курса Хаффлпаффа. – Разговариваем, – не задумываясь, пояснил Малфой, глядя на обоих с лёгкой снисходительностью, как на слабоумных. – Ладно, идёмте отсюда. Слизеринцы, переглянувшись, отправились следом, даже Нотт, хотя и с видимой неохотой. Энтони подошёл ко мне. – Всё в порядке? Может, тебя лучше проводить? – Не беспокойся, – отрезала я, ещё не прийдя в себя после стычки. Мне стало неудобно за резкий тон, но и извиняться, вроде бы, было не за что, поэтому я просто отвернулась и отправилась восвояси. Энтони, однако, не отставал. – Что-то новенькое, а? Малфой, защищающий магглорождённых, – он хитро подмигнул мне. Я фыркнула. – А в лицо Малфою сказать было бы слабо? – А смысл? – парировал Энтони. – Я, что, похож на гриффиндорца? – Ни капельки, – честно заявила я, невольно улыбаясь в ответ. Он деланно хлопнул себя по лбу. – Мерлин правый! Угораздило же меня спросить девушку, в устах которой это – не комплимент. – Положительный ответ, я полагаю, тоже не комплимент? Да уж, тут изначальный вопрос был не слишком достоин факультета Рейвенкло. В тёмно-карих глазах заплясали озорные искорки. – Зато ответ – достоин. А вот это был комплимент… Я взбежала вверх по лестнице легко, словно тело лишилось вдруг веса, и лишь в самом конце её подумала, что неплохо было бы и выдохнуть. И вообще, людям обычно свойственно дышать. Уже пройдя половину ведущего в Гриффиндорскую башню коридора, вдруг рассмеялась своей мысли. Боже, ну что за глупости! Разволновалась как последняя дура, а ничего особенного-то и не произошло, Энтони всегда нормальным парнем был, да и пошутить любит… – Ну и долго ты тут стоять собираешься, милочка? Или уже дожились до того, что префекты пароль забывают? – Пароль? Ах, да, «златоглазка». Толстая Леди открыла проход, бурча под нос что-то вроде «…спят на ходу». Ухватившись за перила, я перескочила сразу две ступеньки и побежала к себе, чтобы выяснить пару жизненно важных на данный момент вещей. Какое счастье, что я так и не собралась снять со стены это зеркало, оставшееся от предыдущей обитательницы! Только как можно было назначить Главным Префектом человека, догадавшегося повесить зеркало в самом тёмном углу комнаты? Accio свечи, Incendio! Так и знала, с левой стороны волосы опять торчат дыбом. Хоть нос чернилами не запачкала, как водится… А… – Ой… Привет, Гарри. Гарри сидел у окна с объёмистым фолиантом на коленях и выглядел немного сбитым с толку. Хотя, готова была поклясться, на какую-то секунду он улыбнулся. – Привет. Извини, не хотел тебя напугать, но ты ведь сама разрешила мне заниматься у тебя в комнате… И правда, разрешила. Не в библиотеке же ему, и тем более не в гостиной со снейповыми книгами работать. В первых числах июля Волдеморту стало известно полное содержание пророчества, в связи с чем над Гарри нависла большая, чем когда-либо, опасность – ведь самым простым способом разрешить двойственность пророчества было уничтожение одного из противников. Гарри был срочно переправлен Ремом Люпином на Гриммолд-Плейс, родственников Гарри тоже убедили скрыться, даже в отношении нас с Роном были приняты меры безопасности. Остаток лета Гарри был посвящён дополнительным занятиям, в основном практическим. Мы с Роном с утра закрывались на кухне или по своим комнатам, в то время как Рем, или Тонкс, или они вдвоём гоняли нашего друга до седьмого пота. Следовало ожидать, что с началом учебного года подготовка Гарри не прекратится; правда, меньше всего мы ожидали, что она будет перепоручена Снейпу. Неужто история с окклюменсией была недостаточно показательна, чтобы продемонстрировать: из общения их двоих не выйдет ничего толкового? Либо… либо подготовка включала нечто, что не могло быть поручено никому другому. Гарри сразу дал понять, что ему не позволено распространяться на тему обучения у Снейпа. Рон лишь мрачно заметил, что Снейп наконец-то осуществит, хотя бы на одном ученике, давнюю мечту о преподавании Защиты от Тёмных искусств («Бойтесь мечтаний, они иногда сбываются», – невесело отшутился Гарри). Пару раз, не сдержав любопытства, я заглянула в книги, которыми щедро нагружал его профессор – все они так или иначе касались – кто бы мог подумать! – истории. Что бы Снейп Гарри не преподавал, за дело он взялся основательно, и такой подход внушал уважение. – Конечно, конечно, – поспешила заверить я, чувствуя, как по щекам и шее расползается предательский румянец. Всё нормально, ничего страшного: девушка вошла к себе в комнату, посмотрелась в зеркало. Я машинально пригладила волосы. – Только сядь за стол, пожалуйста, ты же сам себе свет загораживаешь. И книгу положи по-человечески, ещё уронишь или помнёшь. – Ладно, не переживай, – Гарри закрыл книгу и постучал палочкой по украшенной затейливым тиснением обложке, уменьшая увесистый том и превращая его в обычный справочник по Гербологии. – Тебе всё равно теперь стол нужен будет. – Нет, не волнуйся. Я в библиотеку иду, можешь продолжать. – Да… – Только не пытайся убедить меня, что ты уже закончил. В библиотеку я, если честно, не собиралась. Эта фраза вырвалась непроизвольно, словно бы Гарри вот-вот мог уличить меня в чём-то… неподобающем, и я торопилась избавить себя от его общества. Поспешно затолкав в сумку стопку вытащенных после занятий учебников и конспектов, я выскочила из комнаты, кляня себя за идиотизм. По крайней мере, хватило ума не прибавить: «То есть, извини, я никуда не собираюсь и, вообще, не знаю, что говорю». Две девочки из Рейвенкло хихикнули, когда я проходила мимо в читальном зале и заработали возмущённый взгляд мадам Пинс. Я выбрала стол подальше от них, в который уже раз неудержимо краснея. Да хватит, в конце концов, с чего это, собственно, я решила, что они обо мне шепчутся? Ни хихикать, ни сплетничать тут не о чем, всего-то и поболтали с Энтони минут пять. Хотя, если честно, он необычайно симпатичен. Я, почему-то, первым делом всегда обращаю внимание на глаза, а глаза у Энтони чудесные: густого шоколадного цвета, живые, постоянно сияющие от неуёмного любопытства. И ещё ему очень идёт теперешняя короткая стрижка, намного лучше тех неаккуратных патл, что он носил в прошлом году… Кстати, в библиотеке он часто бывает… *** Энтони пригласил меня в первые же выходные, когда школьникам разрешили выбраться в Хогсмид, и это вызвало у Рона такую бурю негодования, что пришлось на довольно повышенных тонах напомнить, что я ему не младшая сестра. Гарри, в свою очередь, добавил, что не припомнит, когда и Джинни-то слушалась Рона, за исключением, возможно, тех случаев, когда её мнение совпадало с мнением брата; судя по всему, в деревню наша компания отправилась порознь. Поэтому тем субботним утром меня терзали не только волнения перед свиданием, но и укоры совести, не желавшей принимать в расчёт даже то, что подобные «ссоры» в течение последних шести лет имели место сплошь и рядом. А свидание было просто замечательным! С Энтони можно было пообщаться на самые разнообразные темы, подольше потолкаться в канцелярском магазинчике Скриптенштука и без помех закупиться ингредиентами для зелий. Наверное, в первый раз мне не пришлось застрять у «Отменнейших товаров для квиддитча». Это было так неожиданно, что я в лоб спросила у Энтони, разве он не интересуется, и была сражена небрежным ответом, что обо всех новинках всё равно удобнее узнавать из «Квиддитч сегодня», а не из рекламных плакатов. Напоследок, впервые в жизни меня не то что не тащили из книжного магазина силой – напротив, я с удивлением обнаружила, что мне ещё придётся и подождать на выходе. Впрочем у Энтони было целых две уважительных причины. Во-первых, он, оказывается, свободно читал на латыни, так что в его распоряжении был целый дополнительный отдел (я поклялась заняться моей латынью всерьёз – давно пора). Но это мне, правда, довелось узнать несколько позже. Вторая же причина прояснилась сразу на выходе, когда Энтони вручил мне пакет со словами: – А это подарок. Я издала что-то неопределённое, совершенно не представляя, как реагировать. Энтони тоже, кажется, смутился и бросился объяснять: – У тебя ведь, вроде, недавно день рождения был… Я точно не выяснил когда, извини… Так, с днём рождения! Я застыла, не веря своим ушам. Что и говорить, годы общения с Гарри и Роном приучили меня к мысли, что о моём дне рождения вспоминают лишь по прошествии нескольких дней, а затем ещё день-другой смущённо перешёптываются у меня за спиной, прежде чем со сконфуженным видом выдать что-либо в роде: «Гермиона, нам очень стыдно, но мы совсем забыли. Ну, в общем, мы тебя, конечно, поздравляем. Только подарок, вот, мы тебе как-нибудь позже подарим, не обижайся уж…». Правда, Виктор всегда присылал поздравления вовремя, но, тем не менее, письмо – это совсем другое дело… – Спасибо, – выдавила я, в конце концов. – Это… и вправду неожиданно. Я повертела пакет в руках, мучительно вспоминая правила хорошего тона: положено ли посмотреть подарок сразу или отложить на потом. Любопытство взяло своё: я запустила в пакет руку и достала книгу. По тёмно-фиолетовой обложке ползал золотистый серпантин, складываясь в заглавие: «Джейн Даглас. Развенчание сказки». Название казалось смутно знакомым… – Сам я ещё не читал, – честно признался Энтони, – но наши очень хвалили. Бестселлер этого лета. Я кивнула – вполне возможно, что какая-то похожая реклама попадалась мне на глаза в магазине – и ещё раз повторила: – Спасибо. Мы двинулись дальше вдоль улицы, и с опозданием я подумала, что самым логичным выражением благодарности был бы поцелуй. Просто невинный, ни к чему не обязывающий поцелуй в щёку. Чуть порозовев, я мысленно обозвала себя дурой, и, пытаясь хоть как-то восполнить упущенное, со всем допустимым в пределах здравого смысла кокетством добавила: – Если пожелаешь, всегда можешь взять у меня почитать. – Непременно! – Энтони заметно приободрился, и я перевела дух. Всё-таки я, кажется, умудрилась не загубить этот чудесный день! – Ты, наверное, быстро читаешь… Мы неспешно гуляли по главной улице Хогсмида, изредка совершенно случайно задевая друг друга рукавами. Мимо прошла довольно большая и оживлённая компания. Нам пришлось посторониться, и Энтони осторожно взял меня под локоть. Я напряглась: отчего-то неимоверных усилий стоило не расплыться в широчайшей и глупейшей из улыбок. Обычное прикосновение, не чета страстным объятиям, которым отдельные личности любят предаваться прямо у нас в гостиной, отозвалось в теле сногсшибательной волной тепла и приятного возбуждения. Он не торопился отпускать меня и когда компания прошла мимо. Я прислонилась плечом к его боку и, млея от удовольствия, вдохнула прохладный, слегка пахнущий прелью осенний воздух. – Мы с друзьями договорились встретиться в «Бочке», – сменил вдруг тему Энтони. – Присоединишься или у тебя другие планы? – Нет, – рассеянно ответила я. – То есть, да. В смысле, – я рассмеялась, – никаких планов. С удовольствием присоединюсь. А где эта «Бочка»? – Как где? А, извини, это мы «Кабанью голову»* так прозвали. Ну, вроде как игра слов… В «Кабаньей голове» было довольно темно и впридачу к обычным ароматам, – я поморщилась – сильно накурено. Энтони пропустил меня вперёд; я замешкалась, не зная, куда идти, но тут нас окликнули. За длинным столом собрался непривычно пёстрый контингент. С некоторым облегчением я тут же взяла на заметку Терри Бута и, как ни странно было его здесь видеть, Колина Криви – знакомые лица в новой компании всегда придавали мне смелости. Правда, знакомое лицо Блейза Забини было явно не в счёт: даже самый спокойный и приемлемый из слизеринцев оставался слизеринцем. Ещё с четверыми: двумя девушками и двумя ребятами – я знакома не была, хотя на глаза мне они явно попадались. – Тиль, это что? – обратился Энтони как раз к одной из девиц. – Неудачная попытка превращения в тигрёнка? – Нет, это абсолютно удачная попытка покраситься! – девушка задорно рассмеялась и мотнула головой, демонстрируя окрашенные прядями в рыжий и чёрный недлинные, до плеч, но густые волосы во всей красе. – Придётся тебе новую фотосессию устраивать, Колин, – она щёлкнула чуть смутившегося Колина в нос и снова повернулась в нашу сторону, обращаясь на сей раз ко мне. – Оттилия Ди. Лучше просто Тиль. Местный кошмар. – Гермиона, – я улыбнулась, но на фоне тирады разговорчивой собеседницы моё представление прозвучало холодновато. – Этим и знаменита, – добавил Энтони, доставая откуда-то мне стул. – А то, наслышаны, весьма, – Тиль опять отвернулась. – Колин, куда ушли фотки? Мина, у тебя? Передай потом… Я присела, с любопытством осматриваясь. Энтони тут же втянулся в беседу с Терри. Полосатая Тиль общалась самое меньшее с половиной стола одновременно. Темноволосая Мина время от времени демонстративно затягивалась сигаретой. Кое у кого стояли бутылки с масляным элем, но большинство, пользуясь царящей в баре вседозволенностью, распивало огневиски, в том числе и Колин. Последний нервно косился на меня, очевидно, смущаясь от присутствия грозного гриффиндорского префекта. Мне даже стало немного жаль этого смешного парня. – Гермиона, что тебе взять? Изначально я, несомненно, рассчитывала на эль. Однако общая развязная атмосфера, похоже, передалась и мне, а несчастный вид Колина стал последней каплей. Не хотелось совсем уж ставить товарища по факультету в неудобное положение. И нельзя сказать, чтобы мне было так уж неинтересно попробовать… Но… – Ребята, – собравшись с духом, осведомилась я, – а как вы решаете проблему с местными стаканами? – Стаканами? – Терри жестом заправского фокусника достал искомый предмет из-за пазухи. – А зачем вам стакан, мисс Главный префект? – Для огневиски, для чего же ещё? – как ни в чём не бывало ответила я. Честное слово, выражение Терри стоило невообразимых усилий, затраченных на эту фразу! Но он поспешил взять себя в руки, вытащил палочку и сосредоточился. – Voila, – он протянул мне точную копию стакана. Я собралась было ответить в тон ему: «Merci», – но тут Энтони шлёпнул приятеля по руке. – Дай даме оригинал, балда! Твоего дубликата и на час не хватает. – Спорим, чей дольше протянет? Энтони кивнул и, повторив процедуру, вручил мне оригинал. – Каждый пьёт из своего, заметь. – Без разговоров. Несмотря на спёртый воздух, сигаретный дым и шумных девиц, я вдруг почувствовала себя как… нет, не дома, но как где-то, где я подспудно давно мечтала побывать… Вечерело. По лугам вдоль Хогсмидской дороги расползался туман. Существовала, однако, некая закономерность в том, что холодная и тёмная вода из озера превращалась в тяжёлый, промозглый туман, а золотистая и обжигающая горло жидкость из стакана – тоже в туман, но тёплый и расслабляющий… Я отчаянно цеплялась за ускользающую мысль, каким-то шестым чувством всё же осознавая, что к завтрашнему утру эти примечательные закономерности покажутся, по меньшей мере, странными… – …значит, следуем инструкции. Тридцать пять шагов на север, восемь оборотов вокруг себя, пять шагов на юго-запад… – Клад вы, что ли, искали? Только обороты здесь причём? – Мы про заклятые замки, Гермиона. Это запирающее – ну, очень смешно, Юэн, – заклятие называется «плясунчиком»: перед запертой дверью требуется станцевать или выполнить ряд каких-то определённых действий. – Ладно, так, говоришь, выполнили вы всё по инструкции, и не открылось? – Нет. Более того, на последнем шаге ты упираешься прямёхонько в эту долбаную дверь. Заперто, как и было. Один попробовал пройти, другой… Затем попробовали за точку отсчёта взять центр; центр ещё пересчитали несколькими способами. – Угу… – Какая-то белиберда была на полу написана, от неё попробовали начинать – без толку. – И? – А вот тут-то и наворот, однако. – Та-ак, как говоришь там было? Тридцать пять шагов на юг… – Север. Восемь оборотов, пять на юго-запад, двадцать семь на восток… – Гмм… – Какая-то фигура, что ли, должна получаться? – Думайте, думайте. – Стой. Так, тридцать пять на север: раз, два, три… – Энтони, а тебе обязательно прямо сейчас выяснять? – Не мешай!.. двенадцать, тринадцать… – Где вы там застряли? Чёрт, а Гольдштейн что вытворяет? – Тю-тю, префект готов. – Энтони, уймись, пошли быстрее, а то получим по полной. – Ой, там тестрал! – Поздравляю. Корова это. – Вытащите, пожалуйста, префекта из кустов. – Акцио префект, что-ли? – Кстати, а за декана-то мы не выпили. – Выпить за декана – это святое. Возвращаемся! – Блейз, дурак! За вашего декана есть лишь один тост – за его отсутствие. – Энтони, давай-ка десять шагов на восток и прямо по этой дороге. – Будет повод выпить в следующий раз. – Нам повод не нужен, мы не алкоголики. – Колин, ты слыхал историю, как нас в прошлом году Снейп в «Бочке» застукал? – Филомина Кроускин! Кончай цеплять моего парня! – Я его не цепляю. Я на него вешаюсь. Туман упорно не желал рассеиваться. Зато он оказался отличным прикрытием, чтобы бегло чмокнуть на прощание Энтони в щёку. Задумываться о причинах такой необычной погоды у входа в Гриффиндорскую башню было недосуг. * Hog’s head можно перевести не только как «Кабанья голова», но и как «хогсхэд», мера объёма в 238 л или же бочка такого объёма.
Снарк: Rendomski А "Предсказание" можно дочитать у Катри на дневнике - еще зимой появилось http://www.diary.ru/~katariina/ Rendomski пишет: Да отчего так сразу… Да вот, думаю, единственная (пока) счастливая пара была в этой истории - и вдруг оказывается, что и там маска - испугалась заранее ))
Alastriona: Rendomski пишет: как нас в прошлом голу Снейп в «Бочке» застукал когда застукал?
Rendomski: Alastriona Да, не совсем тогда... Спасибо, исправила.
Rendomski: *** «Напоминашки». Сиречь, бумажки для заметок, на первый взгляд, неотличимые от обычных, разве что блеклым цветом. В яркий они окрашиваются, когда подходит время выполнить намеченное. Родители были в восторге, и я даже решилась оставить им пару пачек. Если кто из посторонних и заподозрит неладное, скажут, что сувенир из Японии. Наконец-то, нормальные напоминашки. Тонкс сочла забавным снабдить меня аналогичным товаром от Фреда и Джорджа. В назначенный момент бумажки отлипали и с пронзительным свистом принимались носиться по комнате, вызывая бурное негодование Косолапа. «Вселастик». Этот пункт я не вычеркнула, а, достав упомянутый предмет, аккуратно стёрла. Тоже замечательная вещь, справляется и с написанным шариковой ручкой, и чернилами. «Мятные з. карамельки» (з. означает «зубочистящие»). Вычёркиваем. Кстати, оказывается, это обязательный атрибут всякого хогвартского любителя «повеселиться, особенно выпить». Да уж, дожились… Если субботний вечер был посвящён научным изысканиям на тему «что есть шотландский виски и чем его закусывают», то утро воскресенья я провалялась в кровати, списав лёгкую головную боль на феномен похмелья (правда, не далее чем вчера меня горячо заверяли, что от чистого виски похмелья не бывает, однако и мигрени за мной до сих пор не водилось). За обедом выяснилось, что сплетни о вчерашнем загуле в Хогсмиде уже разошлись. Я ощутила себя не вполне в своей тарелке. У Рона был мрачно-самодовольный вид «говорил же я, что до добра это не доведёт». В пику этому лицемеру пришлось намекнуть любопытствующим, что главный префект тоже человек, и что нечего делать из двух-трёх порций огневиски пинту. Возможно, именно эти страшные слухи послужили причиной того, что с утра меня никто не беспокоил, и, отложив даже реферат по Трансфигурации, я принялясь за изучение своего подарка. За аляповатой обложкой «Развенчания сказки» скрывалось интереснейшее исследование о взаимоотношениях волшебников и магглов на притяжении веков, «охватывающее не только исторический, но и ряд социальных и культурных аспектов», как гласила аннотация. Я с трепетом увидела в оглавлении множество вещей, о которых профессор Биннс не упоминал ни словом, да и большая часть попавшихся мне ранее под руку книг касалось их на уровне дешёвых брошюрок вроде «Почему магглы предпочитают неведение?». Считаные часы до обеда пролетели как один… Но вернёмся к списку покупок… «Заколка для волос». Эх-х… Я убрала за ухо зажёванный локон. Глупо, конечно, но с мальчишками заходить в косметический магазин я стеснялась. Всё-таки это очень интимно, даже если ничего особенного мне и не требуется. Придётся просить у мамы; правда, не совсем я представляю, что мне требуется… Потратив около часа на упражнения в простейшей Трансфигурации и жалкие попытки результатами колдовства хоть как-то собрать свою шевелюру, я оставила это безнадёжное занятие и спустилась к Лавендер и Парвати. – Девушки! – взмолилась я. – Сделайте милость, одолжите что-нибудь, чем волосы заколоть можно было бы. Однокурсницы переглянулись и радостно заулыбались. Чересчур радостно. – Конечно, Гермиона, проходи, – пригласила меня Лавендер, в то время как Парвати достала косметичку, размерами и весом явно превосходящую даже мою сумку с учебниками. Далее от меня требовалось лишь время от времени терпеливо повторять, что мне не нужно ничего особенного, никаких «ракушек», подвесок, цветочков, косичек, шпилек. Единственное, в чём я согласилась с нашими красавицами – что волосы лучше собрать не на затылке, а повыше; в противном случае, короткие пряди быстро выбивались из хвоста. Естественно, девушки тут же устроили мне практическое занятие и, попытки с пятой удовлетворившись результатом, отпустили. – А не поведаешь ли нам, что подвигло тебя на смену причёски? – загадочным тоном спросила Лавендер. – Увольте уж, – я невольно поморщилась. Но подружки явно были готовы биться за истину до конца. – Гермиона, толку-то отмалчиваться? Слухи и так уже ходят. Ну же, чем всё закончилось? Не хочешь – мы больше никому, ни-ни. Конечно, не хочу. Вот уж какие слухи меня отнюдь не обрадовали. Снейп, вообще-то, гадостей говорит немало, но угораздило же его задеть больную для некоторых тему. – Закончилось всё тем, – сердито ответила я, – что отныне я буду собирать волосы и избавлюсь хотя бы от одного повода для придирок, – Парвати и Лавендер с изумлением переглянулись. – А если так желаете знать подробности, то звучала сия тирада приблизительно так: «Грейнджер, волосы магглорождённой девственницы в данном зелье не используются, так что извольте позаботиться о том, чтобы они не плавали в вашем котле». Подружки уставились на меня, поражённые. – Э… извини, – пробормотала Лавендер, краснея. – мы и вправду не знали. – Мы… другое… неважно, – Парвати замялась. Тут я поняла, что девушки безо всякой задней мысли намекали совсем на другое, сама смутилась и, неловко попрощавшись, вышла. А в конце концов, могли бы и без обиняков спросить: «Что у тебя с Энтони Гольдштейном?» – или что-то в этом роде. Сами виноваты, вечно у них все разговоры мимикой и полунамёками: «Значит, так?» – «Ну…» – «И?..» – «Хи-хи!» – «Ух ты! А?..» – «Да так…». За шесть лет я так и не привыкла к подобному способу общения, но осточертели мне эти ужимки безмерно. Вся в раздумьях, я не сразу заметила двух девчонок-первокурсниц, скромно притулившихся на ступеньке у моей двери, и даже едва не прошла мимо. – Привет, что стряслось? – повернулась я к ним, спохватившись, и постаралась улыбнуться более-менее непринуждённо. – Мисс Грейнджер, – робко начала одна из них (имени её, в отличие от другой девочки, Стефани, я вспомнить никак не могла), – мы уже были у профессора МакГонагалл, и её не нашли, так можно вам… – Во-первых, – с напускной строгостью оборвала я, – никаких «мисс Грейнджеров». Гермиона, ясно? Во-вторых, не можно, а нужно. В чём дело? – Фергус Сейдхью ревёт на пятом этаже, – деловито доложила Стефани. – Плачет? – Фергуса Сейдхью я помнила хорошо. Невысокий мальчишечка с пламенно рыжей шевелюрой, я даже уточняла у Рона, не родственники ли они. – А из-за чего, вы не знаете? – У него папа умер. Он ещё вчера утром письмо получил и ходил какой-то не в себе, а вечером в газете написали. Субботний выпуск «Пророка» так и валялся у меня непрочитанный. Я вздохнула. Ещё одна жертва. Боже, ну, когда это всё закончится? Теперь придётся мальчика как-то утешить, подбодрить; тщательно взвесив слова, подобрать нужные, что успокоят, не разбередят душу пуще прежнего… – Значит, где-то на пятом этаже? – уточнила я. – Да, он там сидит под статуей волшебника, ну, такого толстого, с посохом и ругается. – М-м… Бэрдока Малдуна? – Может… – И ещ… – начала было первая девочка, но запнулась на полуслове. – Да, что ещё? – Он там уже часа четыре сидит, – добавила она, косясь на Стефани. Я озабоченно покачала головой. Давненько… С другой стороны, наверняка, уже выплакался и извёлся, вымотался, так что надо будет просто немного подбодрить его и отвести в спальню. «Может, попросить помощи у Гарри и Рона? – пришло мне в голову, пока я спускалась вниз. – Они хоть и балбесы, но чуткость в подобных случаях им не чужда. Кроме того, с мальчиком им будет легче найти общий язык». Стоя на лестнице, я высмотрела в гостиной две лохматые макушки – рыжую и чёрную – и направилась к друзьям. – Рон, Гарри, – оба уставились на меня и вмиг посерьёзнели. Мой вид был явно не из весёлых. – У одного ученика с первого курса погиб отец. Надо бы с ним поговорить… – Конечно, – Рон с энтузиазмом тряхнул головой, словно и не дулся на меня последние два дня. – Никаких проблем. Кто он? – Фергус Сейдхью. Ты, должно быть, помнишь… – Сейдхью? – с неожиданной злостью в голосе переспросил Гарри и, когда я ошарашенно промямлила: «Да», – даже вскочил: – Гермиона, да ведь Сейдхью был Пожирателем смерти! Его авроры убили. В «Пророке» на первой странице была статья! Я отшатнулась, потрясённая – и внезапным поворотом событий с Сейдхью, и этой вспышкой негодования со стороны Гарри. Почему эти газетёнки печатают самое важное, когда я не успеваю их читать?! И что мне теперь делать? Бросить небрежно: «В таком случае, его неприятности – не нашего ума дело», – и присоединиться к приятелям? Перед глазами встал образ Фергуса: хрупкий, рыжеволосый, забившийся в какой-то угол, подальше от всех. – Гарри, а так велика ли разница? – я почувствовала, что тоже злюсь. На него, за неожиданную чёрствость. На себя, за такую глупую оплошность. Следующие слова были продиктованы, скорей, чувством противоречия, нежели состраданием: – Даю тебе слово, что этот мальчик Пожирателем не был, и ему теперь точно так же больно и одиноко, как и любому другому. Развернувшись, я практически выбежала в коридор, не оборачиваясь, и бесцельно блуждала по школе, пока раздражение на всех и вся не улеглось, уступив место полной растерянности. Не разыскивать же мне, в самом деле, этого мальчика, что я могу ему сказать? Что сожалею о смерти его отца? Глупость. Что жалею его? Он, вероятнее всего, просто оскорбится. Может, вернуться и извиниться перед Гарри? Но… но ведь не так уж я была неправа. К тому же, проблема с Фергусом, какой бы щекотливой она ни была, определённо касается меня как префекта. Может, разыскать Энтони, вдруг поможет хотя бы советом? Ну, нет уж, нечего строить из себя дуру при каждом выходящем за рамки привычного случае. На какое-то время я нашла соломоново решение и, незамедлительно проследовав к личным покоям профессора МакГонагалл, постучала в дверь. К сожалению, мне, как и первокурсницам ранее, застать декана на месте не удалось. Потоптавшись под дверью, я нехотя отправилась на пятый этаж. В конце концов, попытка – не пытка. Фергус нашёлся там, где я по описанию Стефани и предполагала: у статуи Бэрдока Малдуна. По правде говоря, сходство мальчика с Уизли ограничивалось шевелюрой. Невысокий, с очень изящными, мелковатыми, пожалуй, как для мальчика, чертами лица и ясными серо-зелёными глазами чуть вытянутой формы. Фергус сидел прямо на полу, опустив растрёпанную рыжую голову на колени и вяло играя с полосатой серой кошкой, пристроившейся у него в ногах. Стоило мне приблизиться, как кошка шмыгнула в тень за выступом стены и куда-то удрала. Фергус неохотно поднял голову и посмотрел на меня. Он уже не плакал – не «ревел», по выражению Стефани; будь на его месте любой другой ребёнок, я бы сочла это добрым знаком. Но от него, мальчика с другой стороны баррикад, я не знала, чего и ожидать. – Привет, – осторожно заговорила я. – Можно мне сесть рядом? – Отстань от меня, ладно? – он аж оскалился как зверёныш, обнажив из-под верхней губы мелкие белоснежные зубки. – Да, конечно, пожалуйста. Но для этого мне придётся вначале немного пристать, а? – пока он не успел возразить, я села, прислонившись к статуе, и попыталась завязать более-менее отвлечённую беседу. – Это твоя кошка? – Нет, – мрачно буркнул Фергус и уставился в пол. Ладно. Переживём. Разобрав в уме ещё несколько вариантов начала разговора, я остановилась на наименее, как мне показалось, неудачном. – Знаешь, здесь, конечно, неплохо, но ночевать всё же не стоит. – Ну и не ночуй, – огрызнулся мальчишка, продолжая буравить взглядом каменные плиты. – Не-а, не буду, – я старательно игнорировала его нарочито-грубый тон. – И тебе не советую. – Не твоё дело. Некоторым образом, вообще-то, моё. Но ладно… Почему он не хочет возвращаться в Гриффиндор? Я уставилась на свежую ссадину, багровевшую на выступающей скуле. Подрался? Не из-за этого ли колебалась подружка Стефани? Придётся взять на заметку на будущее не бросаться сломя голову на выручку, а вначале досконально выяснять обстоятельства. Похоже, что били всё-таки свои. В противном случае, он сидел бы в нашей башне, а не здесь. И однокурсники, рискнула предположить я дальше. Будь тут замешаны старшие, девочки бы пожаловались, а ровесников выдавать не стали. К тому же, вряд ли старшие осведомлены, что вот этот рыжий малый и есть Фергус Сейдхью. Уверена в своих размышлениях я была отнюдь не полностью, но решила рискнуть: – Если ты боишься, можем попросить профессора МакГонагалл… – Ничего я не боюсь! И вообще, меня завтра забирают отсюда! – взорвался Фергус, вскакивая на ноги. Я с удовлетворением подметила, что волшебное слово «боишься» действует на мальчишек всех возрастов. – Тем более, видишь, как всё нелепо выходит: завтра за тобой приедут, а ты ночуешь бог знает где да при том на полу. Мальчишка, насупившись, глядел на меня сверху вниз. Я опасалась, как бы он, разозлившись, не удрал куда подальше, но, к счастью, так просто он сдаваться не собирался. – Так вот, мы можем найти профессора МакГонагалл, и тебя на ночь устроят в отдельной комнате. Но, думаю, лучше было бы тебе вернуться в общую спальню и постараться наладить отношения с однокурсниками. – Меня переведут в Дурмштранг, – задрав острый подбородок, объявил он с абсолютной уверенностью одиннадцатилетнего. Я с трудом подавила улыбку. – В таком случае, тебе тем более нечего опасаться. Ты хочешь уйти из Хогвартса, утерев всем нос, или удрать тайком? Поставленный таким образом, вопрос оказался риторическим. Я поднялась на ноги и велела ему следовать за мной. По дороге я решила ещё раз заглянуть к профессору МакГонагалл и с радостью заметила под дверью полоску света. Мне вполне хватило за вечер одного ребёнка с проблемами, целая компания подобных сорванцов, которых следовало вразумить не причинять вреда своим сверстникам, – это было бы чересчур. Профессор была у себя. Переводя пристальный взляд то с меня на Фергуса, то обратно на меня, она внимательно выслушала мой рассказ и велела нам обоим подождать минутку за дверью. Фергус уже усиленно клевал носом и, казалось, не среагировал даже на упоминание об отце. Однако, очутившись в коридоре, он вскинул голову и уставился на меня в упор. Прозрачные серо-зелёные глаза предательски заблестели от набежавших снова слёз. – Тебе бы перепало, если бы ты меня не нашла. Только не пори чушь, что тебе жаль, что мой папа умер, или в этом роде, – выпалил он как на духу накопившиеся злость и боль. – Нет, – откровенно ответила я ему. – Я – магглорождённая, и, сам понимаешь, мне не жаль мистера Сейдхью. Но я вправду сожалею, что ты лишился отца. Фергус удивлённо моргнул, попытался было опять вытаращиться, но то ли сонливость, то ли недоумение взяли своё – он опустил голову, скрывшись за рыжей чёлкой. Я позволила себе чуть улыбнуться. Моральное превосходство над одиннадцатилетним – невелика победа, но пускай это будет небольшой местью юному Фергусу за мои мытарства с ним.
Снарк: Rendomski Рада продолжению и хочется дальше
Rendomski: Снарк Спасибо. Я понимаю, что действие развивается медленно: Гермиона, как я давеча на другом форуме упоминала, всё-таки барышня достаточно дотошная и даже немного занудная .
Снарк: Rendomski Мне Гермиона нравится - на меня похожа. Так что я готова запастись терпением ))
Rendomski: *** «Arcana magiae arcanorum» дразняще красовалась на нижней из недосягаемых для меня полок. Самое большее, что я могла себе позволить – это, встав на цыпочки, поскрести корешок кончиками ногтей. Призывать литературу с полок мадам Пинс строго-настрого воспрещала, и я разделяла её опасения по поводу сохранности книг, но, что и говорить, определённое неудобство этот запрет причинял. Я выглянула в зал, изучая проходы между стеллажами напротив, затем проверила соседние – стремянки ни следа. Мадам Пинс, правда, тоже видно не было. Вернувшись к своей полке, я уставилась на книгу, терзаемая сомнениями. Ведь я постараюсь очень аккуратно… – И которая тебе нужна? – от неожиданного вкрадчивого шёпота по спине пробежали мурашки. Вытянув руку, Энтони указал на первую попавшуюся книгу; рукав задрался, обнажив загорелое предплечье. – Эту? – Левее, – также прошептала в ответ я и прикусила уголки губ, пытаясь не расплыться в идиотской улыбке. – Эта? – Ещё чуть левее. – Вот эта? – Энтони стоял почти вплотную, сбивая дыханием отдельные прядки с виска мне на щёку. Я подавила искушение пропустить нужную книгу и растянуть эту волнующую игру, доведя её до чуть нелепого, хоть и логичного в своей простоте конца. Или просто словно бы ненароком сделать маленький шажок назад и упереться спиной в, должно быть, не менее напряжённую высокую фигуру… – Она самая. Энтони выступил из-за спины и, достав с полки «Arcana magiae arcanorum», протянул мне. – Спасибо. Глаза цвета тёмного шоколада с любопытством скользнули по обложке. – Криптомагия? Я слышал, что классикой считается учебник Тремана. – Знаю, но он в Запретной, – я направилась к своему столу, Энтони шёл рядом. С какой-то даже грустью я подумала, что пора бы уже смириться с тем, что я такова, какова есть, и перестать сожалеть о несовершённых мною маленьких глупостях. Конечно, меня влекло к этим обычным для моего возраста вещам: тесным объятиям, сочным поцелуям, – до сих пор представлявшим для меня почти неизведанную сферу. Возможно, влекло даже чересчур, и я опасалась за физическим общением утратить то, что делало наши с Энтони отношения особенными, отличными от коротких интрижек Лавендер и Парвати. Показушно-откровенные страсти и грязные шепотки за спиной – это было не по мне. Энтони интересовал меня не только как парень, но и как интересный собеседник, родственная душа, и я очень надеялась, что интерес этот взаимен. Ведь у меня были основания так полагать… если я, разумеется, сделала правильные выводы из имеющихся фактов… Мысли путались, что по крайней мере, достоверно указывало на одно: я была влюблена по уши! – Разве у тебя проблемы с разрешением? – Прости? А, нет, но для общего ознакомления мне пока что хватит. – Проект? – Нет, так, для себя, – я чуть смешалась, невольно ища, куда деть руки, и в итоге вцепилась обеими в книгу, прижав её к груди. – Как тебе сказать… Хочу навести на свой дом какие-нибудь чары секретности. У меня за родителей всё время сердце не на месте, они ведь магглы, и если… мало ли что… – я сбилась от волнения. – Знаешь, у одного мальчика из наших как раз на днях отца убили – тебе, как префекту, наверняка, тоже приходилось сталкиваться с подобным. Я умолчала о том, что случай с Фергусом в корне отличался от моего. Так или иначе, именно он подвиг меня снова задуматься над проблемой безопасности родителей, и на сей раз приемлемое решение, кажется, было найдено. – А кому не приходилось?.. – понимающе пробормотал Энтони. – Так вот… Мне и пришла в голову мысль. Только я не знаю, справлюсь ли… – Ну, если взять ненаходимость, то это довольно несложно, сглаз из раздела… – Нет, нет, – я замотала головой, – ненаходимость – это чересчур ненадёжно, я же не гостей отпугивать собираюсь. Подумываю о чём-либо посерьёзнее, вроде чар Верности. Я бы взяла на себя роль Хранителя… – А, это, конечно, насколько я слышал, довольно продвинутое волшебство, – задумчиво произнёс Энтони, не отрывая от меня глаз. – Может, стоит посоветоваться с кем-нибудь из учителей? Скажем, хотя бы и с Флитвиком? Я пожала плечами. – Думаешь, стоит? – одновременно на память пришли десятки тайком выученных заклинаний, Дамблдорова армия, не говоря уж о Многосущном отваре на втором курсе – чистейшей воды везение, как я сейчас ясно понимала. Интересно, какая бывает первая реакция учителей, когда эти балбесы ученики вдруг решают обратиться к ним за советом: облегчение или настороженность? Энтони ободряюще улыбнулся. – С другой стороны, ты большинству взрослых волшебников сто очков вперёд дашь, а? В любом случае, идея замечательная! Опустив глаза, я смущённо улыбнулась в ответ. – Зда-ровы, – с ноткой нарочитой развязности выпалил подошедший Рон, бросая сумку на стол и окидывая Энтони оценивающим взглядом. – Погодка – не в квиддитч играть, а жаб разводить. Квофла под носом не видать, бладжеры скользкие, попробуй, направь их, куда положено. Интересно, можно ли инвентарь дополнительно заклясть… Ай, подлюга! Появившийся следом за Роном и явно собиравшийся поздороваться Гарри был прерван ругательством на полуслове. Мадам Пинс неодобрительно шикнула, угрожающе постукивая палочкой по стеллажу. Рон молча скривился, не отвечая на мой испуганный шёпот. Лишь когда библиотекарь удалилась, он, скрипнув зубами, извлёк из-под стола за шкирку Косолапа. – Герми, он опять меня укусил, гад! – Дай его сюда, как ты держишь, ему же больно! – Ещё бы, вон какое пузо нажрал! – Лапсик… Ты ему хвост, небось, отдавил? – Не прикасался я к твоему зверю. Он сам постоянно ко мне лезет. Гой твой кот. – Кто? – переспросил Энтони Гольдштейн, почёсывая Косолапа за ухом. – Ну, или как там, гей. Голубой, в общем. – Я бы сказал, рыжий, – съязвил Гарри. Рон насупился и погрузился в разбирание содержимого своей сумки. – Как его вообще сюда занесло-то? – поинтересовался Энтони. – С животными же в библиотеку нельзя. – А повадился, вот, последнее время за мной ходить. Подержи его, пожалуйста, – Энтони заметно поколебался, прежде чем протянуть руки. – Не бойся, он не кусает всех без разбору. Избавившись от ноши фунтов в тридцать весом, я выложила из сумки учебники. – Главное – вынести его отсюда, чтобы мадам Пинс ничего не заметила. Однако, завидев пустую сумку, рыжий ненавистник тесных замкнутых пространств извернулся в руках Энтони и, злобно мяукнув, шмыгнул обратно под стол. Рон невозмутимо подтянул ноги. Я присела и принялась шёпотом успокаивать и уговаривать Косолапа, но без толку: усы его топорщились, жёлтые глазищи настороженно сверкали, кончик хвоста подёргивался. – Погоди, – Энтони осторожно коснулся моего плеча. – Сядь, дай ему утихомириться («Он не утихомирится, пока жив», – слышно пробормотал Рон). Я сейчас. Через минуту он вернулся с уже знакомым мне Юэном Стеббинсом, оказавшимся любимым племянником мадам Пинс. Убрав злосчастную сумку с глаз долой, я всеми правдами и неправдами убедила Косолапа выбраться наружу, и Юэн в охапке вынес его наружу, откупившись от суровой тётки невинной улыбочкой. Отмахнувшись от благодарностей, Энтони отправился к своим. – Если захочешь, присоединяйся к нам в следующий раз, – добавил он напоследок. – У нас не скучно. Остаток вечера Рон демонстративно молчал, я отвечала ему тем же, а Гарри после пары осторожных попыток примирения явно разозлился на нас обоих и тоже замкнулся. Как обычно, они покинули библиотеку раньше меня, и лишь через пару часов, собравшись уходить, я спохватилась, что им о своём плане и словом не обмолвилась. «Нехорошо получается», – укорила я себя. – «Энтони всё выложила, а старым товарищам – ни-ни. А с другой стороны, может, это им стоит задуматься, как получилось, что человек, который близко общается со мной меньше месяца, в отличие от них, сам заметил, что я готовлюсь к чему-то особенному?» Вот только не задумаются мальчишки, даже выскажи я свои упрёки им в лицо. Есть вещи, которые за шесть лет знакомства нисколько не изменились. Изменилось моё отношение к ним, но ставить это Гарри или Рону в вину было бы абсурдно. Мы растём, мы изменяемся, и однажды ты замечаешь, что закрывать глаза на определённые разногласия больше невозможно. «Глупость», – попыталась было я возразить себе. – «Мы столько лет дружим. Неужели всё окончится в одночасье из-за единственного жалкого пустяка?» Если бы единственного. Если бы жалкого. Если бы пустяка. И не в одночасье, нет, – из года в год мы становились всё более непохожими. И мы давно уже не сплочённое гриффиндорское трио, у нас разные интересы, разные цели. Разные пути в жизни. Я остановилась у окна. Снаружи было темно, неровное стекло отражало моё лицо, слегка коверкая. Я повела головой – уголок губ изогнулся в неестественной усмешке, затем выпучился нос… А дружба – она не исчезнет без следа. Как бы то ни было, я не оставлю Гарри перед лицом его страшного предназначения. Но и не стану лицемерить, прежде всего – перед собой, делать вид, что всё остаётся по-прежнему – потому что это было бы наихудшим предательством нашей дружбы. *** – Нет, нет, нет, Фиби… не торопись. Постарайся вначале как следует сосредоточиться. – Я уже сосредоточилась, – усталый взгляд рейвенкловской четверокурсницы был направлен сквозь кактус, принявший квадратную форму подушечки для иголок. – Значит, сосредоточься сильнее. Всё время держи в уме окончательный результат трансфигурации. – Я помню. Но сильнее сосредоточиться у меня не выходит! – Разве что на ковырянии прыщей, – коварно хихикнула пристроившаяся рядом подруга, явно пытаясь пофлиртовать с симпатичным префектом. Фиби протестующе воскликнула. – Прекрасно, – невозмутимо продолжил Энтони. – Сосредоточься же на превращении так, будто ковыряешь прыщи. – Ох, припомню я ему это замечательную методику! – развеселился Терри. Человек со стороны ни за что бы не догадался, что двое неразлучных приятелей были ядром этого небольшого кружка. На роль души компании куда больше, на первый взгляд, подходила гиперактивная Оттилия или педантичный, не упускающий ни единой мелочи Гарет. Тем не менее, именно эти двое: язвительный дотошный Терри и более мягкий, общительный Энтони, юные эрудиты, готовые подхватить любую тему, от малоизвестных областей волшебства до маггловского искусства, развить дискуссию или закидать собеседника вопросами, – именно они удерживали вокруг себя остальных, находя общие интересы, уравновешивая амбиции, сглаживая острые углы. С третьего, по меньшей мере, курса, насколько я помнила совместные занятия по Арифмантии, с Терри и Энтони тесно общалась Падма Патил – их троица чем-то напоминала нашу. Изредка она подсаживалась к «библиотечной компании», как сами они себя шутливо именовали, но чаще занималась отдельно, хотя и в пределах слышимости, втягиваясь порой в интересующие её разговоры. По словам Энтони, Падма с лета устроилась в какую-то фирму арифмантом и с трудом совмещала занятия и префектские дела с работой, присылаемой по почте. (Я по-хорошему завидовала целеустремлённости рейвенкловки, ведь сама до сих пор не могла определиться, с чем связать будущую карьеру. Или это близкое общение с Гарри приучило не загадывать далеко в будущее, которое может и не настать?..) Гарет Каллахан был, наверное, единственным за всю историю учеником, рискнувшим добровольно попросить Снейпа о дополнительных занятиях. Отказ профессора оскорблённый в лучших своих чувствах Гарет трактовал как невольное признание Снейпа в недостаточной компетенции. Филомине Кроускин повезло больше: профессор Флитвик лично занимался с ней теоретическими основами колдовства. Оттилия Ди определяла область своих интересов как «комплексную алхимию», в которую, по-моему, входило буквально всё. Продолжительные её монологи, отличавшиеся постоянным перескакиванием с пятого на десятое, производили впечатление по верхам нахватанных знаний; не у одной меня время от времени возникало желание подловить Ди на недалёкости, однако, судя по всему, до сих пор этого не удавалось никому. Молчаливый Блейз Забини на моей памяти особыми способностями не блистал, но редкие замечания его отличались меткостью – или колкостью – и нередко провоцировали безудержные споры, в которые Забини вмешивался редко, больше наблюдая или прислушиваясь. Слизеринец, как ни крути. Не исключено, что во мне говорило предубеждение в отношении членов традиционно враждебного факультета, но когда раз Мина охарактеризовала Блейза: «тихий, бесконфликтный человек», фраза застряла у меня в уме и, бесконечно проигрываясь, исказилась до «тихий бес, конфликтный…». Кто совершенно не вписывался в «библиотечную компанию», так это Юэн Стеббинс. Неглупый, но простоватый и немного восторженный малый нередко становился объектом тонких острот, а порой и издёвок, значительную часть которых, боюсь, даже не замечал. К его мнению особо никто не прислушивался. Меня терзало подозрение, что присутствие Юэна в этом, что и говорить, снобском кружке объяснялось, в основном, его доверительными отношениями с мадам Пинс и свидетельствовало о толике своеобразной прагматичности моих новых приятелей. Безусловно, подобный взгляд меня отчасти коробил, и, едва уяснив неловкое положение Юэна, я невольно взяла его под своего рода опеку, по возможности терпеливо растолковывая недопонятые им моменты или поправляя ошибки. В данный момент, однако, моё внимание было поглощено… да, моим парнем, чёрт возьми! Долой ханжество! – и в ответ на реплику Терри я лишь промычала что-то неопределённое. – Говорю, припомню я ему… – Любовь, – с вычурным драматизмом прошептал Забини, прерывая Терри, – лишает нас разума. – Скажешь тоже! – возмутилась я. – Вообще-то я Тиль с Криви имел ввиду, – слизеринец ехидно усмехнулся, мотнув головой в сторону входа, где, в самом деле, оживлённо выясняла отношения упомянутая парочка, не повышая голосов, зато рьяно жестикулируя. Тиль резко развернулась к Колину спиной, пихнув его при этом сумкой, и зашагала к нам. – Психичка! – вполголоса огрызнулся ей вслед Колин. – Нечистокровка, – не оборачиваясь, выпалила Ди. Оскорбление предназначалось не мне; да я и много раз себя уговаривала, что оно и не оскорбление вовсе, а единственно констатация факта, определяющая лишь отношение к этому факту говорящего – а подобное отношение характеризует скорее говорящего, причём не самым лестным образом. Но ощущение всё равно осталось неприятное, будто за шиворот плеснули холодной воды. Грязной. Остальные, казалось, были шокированы не меньше. После нескольких секунд неловкого молчания Энтони не выдержал: – Неплохо было бы и извиниться, а Оттилия? – Это за что ещё? А, извиняюсь, – небрежно бросила в ответ та. – Прошу не обращать внимания. Никого из присутствующих сие просторечие не касается. Не имею совершенно ничего против магглорождённых. Однако вон то мелкое ничтожество иначе как нечистокровкой не назовёшь. Будучи абсолютной посредственностью, он пытается списать все свои неудачи на дискриминацию со стороны чистокровных. – Занятная терминология, – констатировал Блейз. – Но я бы на твоём месте был поосторожнее с некоторыми двусмысленными выражениями. – Ты из Слизерина, радость наша, а я – из Рейвенкло и говорю, что думаю. – Странно. Я всегда считал, что в Рейвенкло думают, что говорят. – Представь себе, у нас это одно и то же. Я не собираюсь миндальничать из-за парочки идиотов, перечитавших всяких даглас-маглас или какого-нибудь сопливого мрачно-дидактического чтива в духе «за бедного сквиба замолвите слово». А ежели им вздумается пораспинаться на тему «Ди – Пожирательница смерти», так презумпцию невиновности ещё никто не отменял… Горшок под кактусом с громким щелчком треснул, и Энтони поспешно вернулся к своей подопечной, бросив на меня украдкой виноватый взгляд. – Даглас, скажем так, читала и я, – не выдержав, я прервала грозивший затянуться монолог Тиль, – и особых призывов против чистокровных там не заметила – до уровня идеологии Пожирателей смерти, во всяком случае, автору далеко. – Не хватало ещё, чтобы Энтони решил, будто прогадал с моим подарком! – А я так и не дочитала, – подняла голову Мина. – Когда началась старая литания на тему «как здорово было при кельтах и как христианство всё испортило»… – она пренебрежительно махнула рукой и умолкла. Мало что не подпрыгивающий на стуле от нетерпения Терри, казалось, только этого и ждал: – И зря! С кельтами мадам Даглас, конечно, дала маху, зато остальное!.. Один анализ причин и следствий крестовых походов стоит всей лишней белиберды. Никогда не забуду, как Биннс целый урок мусолил, почему Ричарда прозвали Львиное Сердце и как он отправился воевать против гипотетических арабских потомков Слизерина, – а я, знай, старательно конспектирую! – чтобы в конце урока пробубнить: «Ну, всё это, правда, чистейший вымысел, с историческими фактами ничего общего не имеющий, и детально разбирать эту историю мы не будем». – Помню, – подхватил Забини. – Говорят, что слизеринцы прошлых лет во время этой лекции неизменно выпытывали у Биннса подробности, вот у него и вошло в привычку выкладывать их сразу. – А Потайную комнату он, несмотря ни на что, до сих пор считает легендой… – Да не в этом дело! – не выдержав, высказалась во весь голос Тиль, но, оглядевшись, поспешно перешла на прежний шёпот. – С историей и культурологией у Даглас, положим, и впрямь не так уж скверно, как могло быть. Вот только эту часть оценят единицы, интеллектуалы вроде вас. А прочая серая масса пищит от её разбора современной ситуации, до которой, Гермиона, дорогая, ты явно не дочитала, иначе не утверждала бы с такой горячностью, что никаких поношений в адрес чистокровных книга не содержит. – Не дочитала… – растерянно признала я. – Н-да, про современность, конечно, передёрнуто порядочно, хотя доля истины в утверждениях Даглас есть. Про вырождение чистокровных, к примеру, – эти маггловские генетические схемы выглядят достаточно убедительно. И магглорождённым, полагаю, впрямь труднее пробиться, нежели волшебникам из известных семейств. Минимальная система льгот была бы вполне уместна. – Вздор! Не нужны нам никакие льготы! – фыркнула я. – Как вообще можно судить о людях подобным образом, всех под одну гребёнку – чистокровные налево, магглорождённые направо? – Полукровкам разорваться, – хмыкнул Юэн, его, как обычно, проигнорировали. – Видишь, Терри? Говорила я, что умные люди тебя с этой идеей разделают под орех, – торжествовала Тиль. – Да и законы генетики, хотя и выглядят в интерпретации Даглас как аксиомы, большей частью основываются на вероятностях. На вероятностном их характере автор, правда, внимания не заостряет. Также, то ли умышленно, то ли по неведению, она умалчивает о том, что многие семейства намеренно практиковали родственные и даже инцестуальные браки с целью сохранения особых способностей, к примеру, адепты Тёмных искусств, провидцы. А для избежания негативных последствий кровосмешения, как утверждают некоторые, существовали специальные ритуалы. – Вполне возможно, – вмешалась вдруг Падма. – Ты же говорила, что генетические законы вероятностны, – а на вероятностные события как раз с помощью волшебства очень легко оказывать влияние. – Не знаю, по какому принципу действовали эти ритуалы, да и существовали ли таковые вообще. Но почти факт, что у потомков Кассандры Трелони отсутствуют способности к ясновидению из-за того, что сия дама была известна многочисленными связями на стороне… – Факт из серии «все знают», Тиль, – поморщилась Мина. – а вот мой прадед говорит, что Трелони могла воспользоваться каким-то благоприятным положением звёзд и присвоить себе способности рода на несколько поколений вперёд. Достоверно-то как раз, что большую часть предсказаний она сделала после Стодневной войны, когда многие были одержимы идеей, как предвидеть и предотвратить подобные катаклизмы в будущем. – Помогло, как видишь, не очень, хотя, судя по нашей Трелони, Кассандра должна была замахнуться нехило. – Как сказать, Трелони дура дурой, но порой скажет – как в воду глядела. – Она, вроде, больше по шарам… «Да уж, порой как скажет…» – я отложила домашнюю по Рунам, чувствуя, что в таком рассеянном состоянии точно не учту всех тонкостей последовательности символов. Могла бы знаменитая Кассандра Трелони прихватить ещё пару поколений. Глядишь, предотвратила бы историю с Волдемортом, а нет – так её правнучка хотя бы не накликала беды на Гарри лично… – Слушай, ты из-за книги такая расстроенная? Энтони опустил мне на плечо руку, я на секунду прикрыла её ладонью, коротко пожала. – Нет, Энтони. Честное слово, нет. По возвращении я обнаружила у себя в комнате не только Гарри, но и Рона, который, примостившись на полу у камина, маялся какой-то ерундой. – Привет, – бросил он. Гарри быстро покосился в сторону открывшейся двери, пододвинул книги, освобождая мою половину стола, и, не проронив ни слова, вернулся к своему учебнику, водя кончиком пера вдоль какой-то схемы и беззвучно шевеля губами. Я передвинула лампу с абажуром уютного оранжевого цвета на край стола, поскольку Гарри держал книгу почти вертикально, читая в тени и совершенно не заботясь – как всегда! – о подходящем освещении. Казалось, он так привык скрытничать, что закрывал свои таинственные книги с зачарованными обложками даже при нашем с Роном приближении. Разумеется, лучше уж перестраховаться, чем выдать себя по небрежности кому-то из посторонних. Однако, постоянное нервное напряжение уже заметно сказывалось на Гарри: эта его вечная усталость, несвойственная прежде язвительность… Выложив на стол учебники, я, тем не менее, первым делом не взялась за неоконченные задания, а ухватила с полки «Разоблачение сказки», подгоняемая азартом и щемящим чувством неловкости, плюхнулась за стол и нетерпеливо перелистала книгу до заключения, описывавшего пресловутую современную ситуацию. Лишь подметив, что у меня аж пересохло во рту, я отдала себе отчёт в том, насколько волнуюсь. Книги бывали скучными, не всегда в них находилась нужная информация, иногда они лгали, но таким образом – заманить увлекательным повествованием, а под конец подсунуть безвкуснейшую ложь – книги меня ещё ни разу не подводили, никогда не ошарашивали подобным двуличием. Затаив дыхание, я читала и отказывалась верить собственным глазам. Буквы складывались в потрясающе популистскую компиляцию фактов, омерзительную в своём правдоподобии – вот только правды в этом подобии было на ломаный кнат. Помилуйте, какая гегемония чистокровных? Уизли, вот, тоже чистокровные, но разве их причислишь к «подавляющим всякую инициативу и новаторство предубеждённым чиновникам» (потомок старинного рода как раз, отложив пергамент и книги в сторону, пытался заколдовать подушку, на которой сидел, чтобы та парила в воздухе)? Нет, без сомнения, определённый кланизм волшебному сообществу присущ, но не больше и не меньше, чем любому другому – можно подумать, мало я историй о полезных связях наслушалась от коллег своих родителей. Если, скажем, карьера Лавендер сложится хуже, чем карьера Падмы, то уж скорее из-за того, что Падма занимается делом, тогда как у Лавендер одни забавы на уме – чистокровность Падмы тут не при чём. И взбреди кому в голову принять на работу Винсента Крэбба вместо Дина Томаса, парня, может, развязного и легкомысленного, но толкового, то посочувствовать можно только работодателю. И… Рон сверзился на пол, громко непечатно выругавшись, что-то звонко разбилось вдребезги, осколки разлетелись по комнате. Я подскочила от неожиданности, захлопывая книгу; эхом отдавшийся хлопок возвестил, что Гарри синхронно скопировал меня. – Извиняюсь, – побагровел Рон. В осколках угадывалась моя любимая кружка с Гарфилдом. – Герми, не переживай, я сейчас всё приведу в порядок. – Приводи, и отправляйтесь-ка к себе, – выдохнула я. – Поздно уже. Рон призвал осколки, снова уселся по-турецки на пол и уставился на кучку перед собой в глубоком раздумье. Ко мне закралось серьёзное подозрение, что приятель в поте лица вспоминает элементарное Репаро.
Снарк: Гермиона у вас замечательная, такая, как надо. И равенкловцы очень живые. И совершенно убедительно описана начинающаяся юная влюбленность - прямо даже по-хорошему вспомнились школьные годы Rendomski пишет: в поту лица Все-таки "в поте лица"
Rendomski: Все-таки "в поте лица" Ну вот, написала правильно, а ночью стукнуло переправить… Спасибо. И совершенно убедительно описана начинающаяся юная влюбленность - прямо даже по-хорошему вспомнились школьные годы Ага, раскопала по сему поводу собственные аутентичные неотправленные любовные откровения школьных времён .
Rendomski: *** Вечер, в который мы как-то раз решили навестить Хагрида, поначалу казался ясным и даже тёплым, но стоило нам троим спуститься в низину, как горло перехватило от стылой влаги, чудом не оседавшей вокруг инеем. – Пикси-докси, – клацнул зубами Рон, поленившийся доставать тёплое пальто, и ринулся вперёд. – П-прибавьте шагу, не то окоченеем. Мы с Гарри охотно последовали его предложению, но длинноногий Рон всё равно первым обогнул грядки, запрыгнул на порог и пару раз с нетерпением стукнул в дверь. – Хагрид, мы пришли! Дверь отворилась, и Хагрид посторонился, пропуская нас внутрь. Из-за спин ребят я не сразу с лёгким удивлением обнаружила, что мы – не единственные гости. На колченогих грубо сколоченных табуретах за столом уже сидели, не доставая ногами до земли, двое гриффиндорских первокурсников: бодро озирающийся по сторонам круглолицый коренастый Денни Иден и, как ни странно, Фергус Сейдхью, осторожно выглядывающий из-за плеча приятеля. Фергус вернулся в школу примерно через неделю после похорон. Вполглаза я приглядывала за ним и, к собственному облегчению, признаков возобновления вражды с однокурсниками не замечала; Денни же, улыбчивый паренёк из маггловской семьи, и вовсе ходил за Фергусом по пятам. Видимо, лишь недавно узнавший о волшебном мире одиннадцатилетний просто не способен был воспринимать теперешнюю войну и идеологические распри всерьёз. – Вот и лады, что вы подоспели, – прогудел Хагрид. – Раздевайтеся, грейте чайник – поди, постыл ужо, – а я счас ентих негодников провожу. – Профессор!.. Э-э, мистер Хагрид! – Денни проворно соскочил с табурета. – Да мы сами, не надо! Честное гриффиндорское, мы в лес больше не пойдём, темно ведь уже! – А ежели светло, то, стало быть, можно, негодники? – Хагрид погрозил пальцем и, не дав Денни и рта раскрыть в своё оправдание, продолжил. – Увижу ещё раз, хоть на опушке – мерлинова борода, отведу к профессору МакГонагалл, так и знайте! – Да вы что, мы всё поняли, мы больше не сунемся!.. Фергус тоже вслед за приятелем поспешил ретироваться к двери. Мальчишки торопливо накинули пальто, на ходу уже заматывая ало-жёлтые шарфы. – Спасибо вам, – тихо проговорил Фергус, избегая смотреть в мою сторону. – И за чай тоже. Доброй вам ночи, сэр. Хагрид, насупясь, отчаянно пытался выдержать строгий вид. Буркнув в ответ: «Доброй ночи», – он зажёг скрипучий железный фонарь и вышел на порог посветить мальчишкам на дорогу. – Але ведь врут как дышат, – неодобрительно покачал головой он, возвращаясь и сдвигая для себя оба табурета, которые только что занимали юные нарушители. Мы уже успели раздеться и заварить чай, который я как раз, натянув на пальцы рукава, чтобы не обжечься, разливала по здоровенным кружкам. – Не сунутся они больше в лес, вишь! Да ентот ирландский малый, Фергус, про лес поболее иных старшекурсников соображает, и что опасно там, понимает не хуже моего. Да всё равно потащилися, сорванцы! Хорошо, Клык их знает теперь, если что, так хоть след возьмёт. Совсем отяжелевший и обленившийся с годами пёс, вытянувшийся на своей подстилке, шумно и горестно вздохнул. – В лес, значит, отправились? – уточнила я без особой на то необходимости, усаживаясь наконец на своё место и принимаясь за сеном и мёдом пахнущий обжигающий чай. – Дык до самого Ежевичного буерака забралися… Ой! – спохватился Хагрид. – Ты же у нас префект-то… Не серчай уж, они, правда, больше не будут. Не сегодня – завтра дожди зарядят, по такой погоде всяка охота пройдёт. Хмыкнув в кружку, я искренне заверила Хагрида, что не стану применять никаких карательных мер. – Да и чего от учеников хотеть, когда порой учителя по лесу как дети малые ходют, – проворчал лесничий. – Понимаю, одно дело – профессор Спраут, знает она свои поляны, где травки полезные растут, и окромя них никуда не сворачивает. Или профессор Флитвик, он с лесным народом водится… А вот взбрело раз летом мадам Хуч не на метле, как обычно, а через лес пешком на другой конец озера отправиться… – Зачем? – заинтересовался Рон. – Купается она там наг…в общем, купается, – Хагрид слегка замялся. Мы дружно попрятали улыбки, кто за ладонью, кто за кружкой, Рон, не выдержав, побагровел и закашлялся. – Так вот, пошла через лес, а болотнянники ей тропинку запутали. И, словом, пришлося искать нам её полдня, даже и заволновались… И Хагрид пустился в продолжительные рассказы о проделках волшебных лесных обитателей: как лешаки в прошлом году второкурсников шишками закидали, да как на окраине Хогсмида боггарт тамошнего травника едва ли не до сердечного приступа напугал… Каждый рассказ неизменно сводился к мысли, что твари, несомненно, «озоруют», но ничего страшного в этом, разумеется, нет. Разомлев, я полулегла на стол, положив подбородок на руки. Краем глаза я наблюдала за Гарри, с щемящей радостью замечая, как он выглядит всё расслабленнее и спокойнее. И у Рона сегодня явно не будет повода ворчать, какие мы серьёзные и озабоченные. Как же всё-таки хорошо, что я поддалась на уговоры ребят и променяла очередной вечер в библиотеке на посиделки у Хагрида! Несмотря на тесноту и захламлённость, в хижине лесничего всё ещё находилось место для частички атмосферы наших первых лет в Хогвартсе, незамутнённых ужасами войны и взрослыми сомнениями. Здесь ничего не стоило поверить в то, что простоватый, но умудрённый годами Хагрид способен терпеливо растолковать и исправить любые наши разногласия, возвратить отношения, которые казались утерянными навсегда… Где, как не здесь и сейчас, было уместнее всего наконец-то поведать друзьям о своём плане поместить родительский дом под защиту чар Верности?.. – Здорово! – восторженно выпалил Рон, едва я закончила рассказ. – Просто здорово! Ну, конечно, кому как не тебе должны приходить в голову такие гениальные мысли? – Рон, я ещё не знаю, получится ли у меня… – Да чего там, обязательно получится! Слушай, так ведь и другие магглорождённые могут поступить так же! И не только магглорождённые – Гарри, ты мог бы защитить своих родственников, не то чтобы они заслужили это… – Забудь, – помрачнел Гарри. – Дурсли скорее умрут, чем позволят мне заколдовать их дом. – Гарри, – я строго посмотрела ему в глаза. – ты сам сказал: «Скорее умрут…». Он растерянно моргнул и прикрыл глаза рукой. – Чёрт, нет… Гермиона, извини, я вовсе не имел в виду… ну, буквально. Дурацкое выражение. – Нет, это ты извини, – вид неожиданно по-детски смущённого Гарри словно привёл меня в чувство. Господи, угораздит же ляпнуть подобное, что за бессердечное пустое цепляние к словам? Разумеется, Гарри не желал смерти своим родственникам, сколько бы от них ни натерпелся. – Конечно же, нет. Но тебе и правда стоило бы попытаться поговорить с ними при случае. – Не знаю… Он замолчал. Я встретилась глазами с непривычно серьёзным Хагридом и поспешно перевела взгляд снова на Гарри. Предчувствие шептало, что я упускаю нечто чрезвычайно важное и что Гарри терзает нечто большее, чем нежелание лишний раз общаться с нелюбимыми родственниками. И тут меня осенило. Ну конечно же, как я могла забыть, где мне впервые довелось услыхать о чарах Верности! – Гарри, боже, ведь твои родители… – Всё нормально, – оборвал меня он хриплым напряжённым голосом, выдававшим прямо противоположное. – История моих родителей тут не при чём. Это хорошее заклинание, и оно не виновато, что.. Виновный своё наказание всё равно понёс, – добавил Гарри жёстко. Я не вполне поняла, что он под этим подразумевал, и, к счастью, хоть хватило ума не уточнять. Меньше всего мне хотелось продолжать эту невесёлую тему. – Вы не ссорьтесь, это самое главное, – добродушно вмешался Хагрид. Я заставила себя улыбнуться, и Гарри ответил на мою улыбку. – Друзья, и семья тоже. Мы, вона, с Гроупиком ему новую пещеру в холмах на зиму подыскали… *** Стрелка на больших настенных часах щёлкнула, в очередной раз выводя меня из минутной задумчивости. Я столкнулась с профессором МакГонагалл на пороге её кабинета. Она куда-то торопилась, но позволила мне дождаться её здесь, пообещав не задерживаться. Отговорка, дескать, зайду в другой раз, едва не сорвалась с языка; удержалась я не столь из-за не столь из-за привычной готовности не откладывать дел на потом («“завтра, завтра, не сегодня”, – так лентяи говорят»), сколько из-за того, что меня окончательно извели бесчисленные сомнения и метания. Дело было даже не в самих чарах – я проштудировала на эту тему всё, что смогла найти, и не обнаружила в ритуале ничего невыполнимого. Нет, это Рон – казалось бы, чего серьёзного ожидать от Рона! – своей легкомысленной репликой неожиданно поставил меня перед очень неоднозначной задачей. «Слушай, так ведь и другие магглорождённые могут поступить так же!» Разумеется. Казалось бы, и ежу понятно, что могли бы… В порыве энтузиазма я поделилась этой мыслью с Энтони. Тот вяло кивнул в ответ и задумался. Я не вмешивалась; по правде говоря, я ни на секунду не заподозрила, что он размышляет над моими словами. К тому же, глубокомысленный вид был ему очень к лицу. Моим друзьям редко бывало свойственно подобное выражение. Рон почти всегда выпаливал первое, что приходило в голову: не обязательно глупость, но, чего греха таить, первой обычно приходила именно таковая. Что же касается Гарри, то его невозможно было заставить сосредоточиться на заданиях, требующих внимания, но не вызывающих у него интереса. Необходимость выполнять их неизменно приводила к скуке или раздражению. – Не думаю, что тебе следовало бы многих посвящать в свой план, – прервал вдруг размышления Энтони. – Если и стоит делиться своей идеей, то буквально с единицами. Я глянула на него в упор, недоумённо и с возмущением. – Не пойми меня неправильно, – спохватился Энтони. – Конечно, хотелось бы помочь как можно большему количеству людей, но будем реалистами. Чары по силам не всем, и совершенно естественно, что те, кто не справится, невольно станут завидовать счастливчикам. И где гарантия, что кто-то из неудачников – да, или даже тех, кто справился, – не разболтает о плане и не поставит под удар остальных? – Не понимаю, в чём тут риск? – вскинулась я. – Ну, узнают все о чарах, и что? Осведомлённость чар не ослабляет, а с чарами лучше, чем без них. – Дело не в технической стороне, а в психологии. Подобные действия практически несомненно спровоцируют реакцию Пожирателей. Одно дело – осознавать, что тебя просто боятся, и другое – когда тебя боятся настолько, что прибегают к серьёзным мерам защиты. Сейчас они преследуют, – взгляд Энтони помрачнел, – в основном, противостоящих им волшебников или нападают на случайных магглов. Если магглорождённые привлекут к себе внимание акциями вроде массового накладывания чар, удар придётся на них. Дети, которых станут похищать, чтобы выпытать местонахождение родителей, – полагаю, этого не хочет никто… Энтони был прав. Но и Рон был прав, оба по-своему. Дилемма, пришла к выводу я, сводится к тому, можно ли решать вопрос жизни и смерти, исходя из сугубо рациональных соображений. Но почему я (да, знаю, раз уж мне пришла в голову эта несчастная идея, то я в ответе за последствия, и всё же…)? Почему мне вдруг решать, кто достоин шанса уберечь своих близких, а кто – нет? Я должна поговорить с профессором МакГонагалл. Нет, я ещё не готова к беседе с профессором… Профессор вернулась, сухо извинившись за задержку, села за стол, мимоходом убирая на полку какие-то пергаменты. Я ведь могу рассказать просто о задумке с чарами; если уж Рон додумался до идеи помочь таким же способом и другим, профессор МакГонагалл сообразит тем более, и о последствиях тоже подумает… Да только с каких пор мисс Грейнджер изволит советоваться с учителями перед тем, как испробовать очередное заклинание?.. – Я бы хотела посоветоваться с вами, профессор. Я решила навести на дом своих родителей чары Верности, взяв на себя роль Хранителя секрета… Теоретически-техническая часть замысла излагалась без сучка и задоринки, от этой лёгкости веяло просто неподобающей стерильностью, выхолощенностью от бушевавших последнее время во мне эмоций (долой, долой моральные проблемы!). Профессор МакГонагалл слушала внимательно, порой одобрительно, как мне казалось, кивая. – Ваша идея вполне достойна осуществления, мисс Грейнджер, – она сняла очки и, дыхнув, принялась протирать из клетчатым носовым платком. – Следует ещё посоветоваться с профессором Флитвиком, но не думаю, что обнаружатся какие-либо трудности – в вашем возрасте и с вашими способностями подобные чары проблем не составляют, а Филий всегда отзывался о вас наилучшим образом. Недурно, очень недурно, – профессор водрузила очки на нос и сдержанно улыбнулась. Я встала с канапе, собираясь было откланяться и выйти, – и села обратно. – Ещё одно… я подумала, может, так мог бы поступить и ещё кто-нибудь, другие магглорождённые. Была бы только рада помочь…. Но если что-то пойдёт не так?.. Не хочется спровоцировать… – слова давались с трудом – неудивительно, ведь я так и не определилась, что мне сказать и как поступить, я лишь не могла умолчать. Профессор МакГонагалл долго глядела на меня, пронизывающе и вдумчиво. – Я – нет, мы с другими деканами обсудим ваше предложение, мисс Грейнджер. Как бы то ни было, – она снова полуулыбнулась, устало, – благодарю вас за него. Смутившись, я ответила какой-то первой слетевшей с языка любезностью, торопливо попрощалась и выскользнула за дверь. Но прежде чем щёлкнул замок, я успела услышать, как профессор Макгонагалл каким-то чужим измученным голосом тихо произнесла: – Самхейн… кто бы когда сказал старой ведьме, что она станет бояться Самхейна… Ошарашенная этим ни в какие рамки не укладывающимся заявлением, даже не сразу сообразив, что оно не предназначалось для моих ушей, я завернула за угол и налетела на Джинни. – Гермиона, откуда это ты такая мечтательная? Со свидания, небось? – Угу, с профессором МакГонагалл. – О, и как у неё настроение? – Не из лучших. – А, чтоб тебя… – Джинни разочарованно прищёлкнула языком. – Зайду-ка я в другой раз. – А что ты хотела? – невольно заинтересовалась я. – Попросить, чтобы префектом назначили кого-нибудь другого вместо моего братца-идиота. – Джинни... – Шучу я, шучу. Но он, правда, последнее время невыносим. И, между нами, это как-то нездорово. У меня братьев ещё пять штук, сама знаешь, но ни один из них в семнадцать лет не вёл себя так по-дурацки. – Ну, не скажи. Взять хотя бы Фреда и Джорджа… – Фред и Джордж дурачились. Но по-дурацки они себя не вели, – Джинни вздохнула. – Не знаю, как объяснить, но это не одно и то же. – Кажется, понимаю. Но, – я не могла не вступиться за своего непоседливого приятеля, – Джинни, может, в этом-то и соль? Рон всегда мечтал выделиться, не затеряться среди своих «пятерых штук» братьев. – Глупости. Почему бы ему, в таком случае, не пожелать выделиться в лучшую сторону? Ну, да ладно… Пойдём-ка куда-нибудь, а? – она неопределённо махнула рукой, и мы, не спеша, зашагали вдоль коридора. – А должность префекта ему всё равно только в тягость – точнее, была бы, не справляйся ты с обязанностями за двоих. – Не то чтобы совсем, но есть такое дело. Да только на нашем курсе всё равно никого лучше не найдёшь. – Невилл, – уверенно возразила Джинни. Я покачала головой. – А что? Он у вас самый нормальный парень, и ответственный. – Как в личности, я в нём не сомневаюсь, – уж кому, как не мне было знать? – Однако он серьёзно занят подготовкой к экзаменам, сидит в библиотеке дни напролёт и, поверь, лишние заботы ему ни к чему. Это было почти правдой. На самом деле, Невилл готовился к одному экзамену, вернее, к пересдаче С.О.В по Зельям. Парень жутко смущался и держал сей факт в тайне. Лишь я, постоянно натыкаясь на него в библиотеке, не могла не заметить специфику литературы, собранной у него на столе, и вытянула из Невилла подробности. – К экзаменам? Уже? Хорошо, тогда отчего не Дин? – Ах, так вот к чему ты ведёшь. Старая любовь не ржавеет? Пытаешься завоевать симпатию, продвинув на почётную должность? – Ну тебя…
Снарк: Rendomski Продолжение - это всегда здорово! Неторопливо разворачивается еще один элемент большой мозаики. Что делают ребята-первоклассники в лесу? чего боится МакГонагалл? Как задумка с чарами повлияет на ход борьбы? Что будет с Эрни? Невилл действительно готовится к зельям или..? Ох уж этот насквозь положительный Невилл! Очень все интересно и жду, что же дальше Автору пинту сливочного пива
Rendomski: Пинта сливочного пива да пара верных поклонников - чего ещё нужно для полного счастья? Снарк пишет: Что делают ребята-первоклассники в лесу? чего боится МакГонагалл? Как задумка с чарами повлияет на ход борьбы? Что будет с Эрни? Невилл действительно готовится к зельям или..? Ох уж этот насквозь положительный Невилл! Вы переоцениваете мои интригантские способности . Не так уж всё запутано... Хотя что-то в этом есть ;).
Снарк: Rendomski Зна-аем мы ваши интригантские способности! А потому и дуем на воду
Rendomski: С моих плеч сняли ответственность за решение проблемы, помогать ли другим магглорождённым, – но лишь формально. Долгожданное, казалось бы, обещание профессора Макгонагалл обо всём позаботиться вовсе не освободило меня от необходимости самой определиться: готова ли я дать шанс на безопасность другим и, тем самым, подставить под возможную угрозу жизнь своей семьи? Более того, к прежним сомнениям примешивался теперь ещё и лёгкий стыд за кратковременное чувство облегчения при мысли, что деканы решат всё сами (а мне, дескать, незачем переживать?). Но сильнее всего меня взволновали нечаянные тихие слова, вырвавшиеся у нашего стойкого декана. Самхейн или Хэллоуин, даже в волшебном обществе превращённый было в забавный китчевый праздник, вновь приобретал полузабытое значение – день разгула зловещих потусторонних сил. Прошлый Хэллоуин был отмечен серией убийств и маггловских погромов. В преддверие грядущего праздника уже вовсю ходили слухи, то ли запущенные Пожирателями, то ли порождённые воображением паникующих обывателей, что нынешний Хэллоуин затмит предыдущий. Я тщетно пыталась отделаться от мрачных предчувствий. Придётся ли удар по Хогсмиду, по школе? Или погибнуть суждено кому-либо из знакомых? Близких людей сокурсников? В конце концов, не слишком ли долго я тянула со своими занудными исследованиями, может, не зря роковые слова о Самхейне прозвучали в тот же день и час, когда я решила осуществить свой запоздалый план?.. Снова и снова мыслями я возвращалась к Сириусу, вспоминая и невольно сравнивая, как он тоже был разлучён с теми, кто ему был дорог, заперт в четырёх стенах и так же терзался, будучи не в силах помочь. Возобновившиеся боли в груди усугубляли чёрную меланхолию. Профессор МакГонагалл молчала, я не решалась беспокоить её, уверяя себя, что она, конечно же, не забыла, она посоветовалась с профессором Флитвиком и с остальными, как обещала, не стоит приставать к ней, у профессора хватает хлопот с проклятым Хэллоуином и с прочим, и всё же, не отложила ли она на потом и не будет ли поздно?.. Я с головой погрузилась в мир собственных сомнений и тревог, вне него действуя абсолютно машинально: конспектируя уроки, выполняя задания, почти бездумно отвечая на реплики окружающих, передавая Терри Буту присланную родителями видеокассету. – Вот спасибо-то огромное, Гермиона! Дотянуть бы теперь до каникул… – Но ты уверен, что знаешь, как с ней обращаться? – Брось, я, что, кассеты не видел, что ли? Я же, вроде, говорил, у моего старшего брата Эла полквартиры забито всякими маггловскими штучками. Я бы и себе выпросил, но в старом доме безнадёжно, простейшие приборы и то не работают. А сама ты наверняка видела этот фильм, как тебе? – Увлекательно. Очень. И актёры потрясающие. Оскар совершенно заслужен, – сухо отделалась я дежурными фразами. Не спорю, «Английский пациент», должно быть, вправду замечательное кино, однако меня, боюсь, оно слишком взяло за живое. На фоне войны, гибели и разрушения все эти приключения, флирт, красоты пустыни казались жалкими и беззащитными, и слишком реальной представлялась перспектива по окончанию войны оказаться у постели не чужого человека, а кого-нибудь из тяжело раненых друзей… – Трепещите, магглолюбцы! Грядёт самый грандиозный праздник всех Тёмных волшебников! – Тиль, это, между прочим, не смешно. – Нет, Блейз, дорогой, это смешно. Это до колик смешно. Даю тебе слово, ни один уважающий себя знаток Тёмных искусств не станет на Хэллоуин рядиться в чёрный балахон и наводить ужасы на окрестности. Всё, что творится сейчас, такая профанация, что просто тошно. – И, тем не менее, у этой профанации совсем не смешные последствия. Канун, канун чёртова праздника отравляет всё… Я досидела в библиотеке до закрытия, страшась вернуться в Гриффиндор, подняться в спальню и оказаться со своими страхами наедине. К тому времени, как мадам Пинс, явно раньше обычного, принялась выдворять немногочисленных засидевшихся учеников, косясь на наш стол, изо всей компании мы с Энтони остались вдвоём. Он, как уже было заведено, проводил меня до коридора, ведущего прямо к гриффиндорской башне. Мы шли молча, и я с лёгким удивлением констатировала, каким привычным и уютным стало его присутствие рядом. – Ты только не обижайся на них, пожалуйста, – неожиданно произнёс он, когда я развернулась, чтобы попрощаться. Не успела я переспросить «на кого», как Энтони продолжил: – Они всё-таки чистокровные, всю жизнь общаются в своём кругу и, как ни крути, воспринимают ситуацию совсем по-другому. Я пожала плечами. – У меня как-то и мысли не было обижаться. К тому же, по-моему, тут не в чистокровности дело, опасность грозит всем. – Верно, но, тем не менее, для них это – дело выбора. Поверь, я знаю, о чём говорю, у меня ведь бабушка маггла. – Правда? Ты ни разу не упоминал. – Просто повода не было. – Гм… Извини, но, знаешь, я даже и не догадалась бы, что тебе довелось общаться с магглами больше, чем остальным. Ты часто видишься с ней, со своей бабушкой? Энтони закатил глаза. – Чаще, чем хотелось бы. Нет, не пойми неправильно, она – очень интересный человек, но когда бабушка в доме, глава семьи – это она. А что касается моей неосведомлённости по части маггловедения, так ведь бабушка почти всю жизнь прожила с дедом, и о современном маггловском мире представление имеет весьма смутное, похуже иного волшебника. Я была заинтригована этой настолько фольклорной историей исчезновения человека в волшебном мире. – Надо же… – теоретически подобное, конечно, было вполне возможно, и всё же… – Но ведь у неё должны были остаться какие-то родственники, друзья. Она совсем-совсем ни с кем не общалась? – Видишь ли, – Энтони в смущении запустил пятерню в густую шевелюру, – дело было во время войны. Бабушка с семьёй жила, вообще-то, в Праге. Она усиленно занималась изучением каббалы, хотя родные были против – неподобающее для девушки занятие, до добра не доведёт, и так далее. И уж к добру ли, к худу, а когда маггловские союзники Гриндевальда заняли Прагу, бабушку арестовали по ошибке вместе с несколькими местными волшебниками, приняв за одну из них. Дедушка же был прислан из Англии для спасения этих самых волшебников, его группе удалось похитить захваченных и перевезти в Швейцарию, а затем и сюда. Бабушка быстро сориентировалась в ситуации и выдала себя за ведьму, прикинувшись, будто у неё после допросов что-то случилось со способностями. Правду же она поведала много позже, когда их с дедом отношения зашли достаточно далеко. Я даже не уверен, что это было до свадьбы. – Здорово! – искренне восхитилась я. – Прям настоящий приключенческий роман получается! – Ну что ты! – притворно возмутился Энтони. – Жизнь, как утверждает бабушка, увлекательнее любых романов. – Помолчав, он мягко добавил: – Тебе улыбка к лицу. Я опустила глаза. – Спасибо. А… а бабушка, случайно не продолжила свои занятия каббалой, когда вошла в общество волшебников? – Представь себе, продолжила. Но однажды, поссорившись по-крупному с дедом, она воскликнула: «Говорила же мне мама, что каббала до добра не доведёт!» и больше к учебникам не прикасалась. Я рад, что ты опять улыбаешься, а то целый день такая мрачная сидишь. – Я… – веселье как ветром сдуло, недобрые предчувствия и тревоги нахлынули вновь с такой силой, что невольно пробило на слезу. – Я просто боюсь. Боюсь того, что, возможно, уже завтра увижу в газетах. – Не надо, – Энтони осторожно положил руки мне на плечи, я как-то само собой прижалась щекой к тыльной стороне его ладони, ощущая выпирающие костяшки. – Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Всё обойдётся. В этом году примут нужные меры, а на каникулы ты вернёшься и зачаруешь дом своих родителей. Всё будет хорошо. – Конечно. Я смутно заметила, как он нерешительно шагнул вперёд, склонился, как почти дружеское полуобъятие перешло в робкий поцелуй. Уронив сумку, с бешено колотящимся сердцем я протянула руки, притягивая его ближе, прижалась губами к неровной щеке, затем снова к губам… Казалось, пролетела целая вечность, пока мы вдруг одновременно не отстранились друг от друга. Неожиданный взаимный порыв пролетел, и обычная стеснительность взяла своё. – Двое префектов посреди кор… – я запнулась, осознав, что говорю вслух. – Ага… но не так уж это скверно. А то меня нередко упрекают в отсутствии нормальных человеческих желаний. – Меня тоже. Мы оба облегчённо рассмеялись. – Можно, я скажу, что тоже тебя люблю? – Можно. А… – Тогда тебе придётся вначале сказать «Я люблю тебя». – Я люблю тебя. Но первое признание всё равно за тобой. Хэллоуин прошёл не безмятежно, нападения были, но и правда поменьше, чем в прошлом году. Я сужу объективно, по отсутствию рыдающих в гостиной товарищей по факультету. Не подумайте, что мне просто вскружила голову долгожданная любовь. *** – Тебя последнее время, кроме как на занятиях, почти не видать, – тонко, как она сама, должно быть, полагала, намекнула Парвати, встретив меня по дороге из спальни. – И не говори, – делано вздохнула я. – Учителя как сговорились, столько задают… – Столько времени приходится проводить в библиотеке! – усмехнувшись, продолжила Парвати. Я лишь с невинным видом утвердительно кивнула и, добравшись до гостиной, поспешила улизнуть от неё подальше. Гарри и Рон заняли наш любимый старенький столик у камина. «Как в старые добрые времена», – невольно пришло на ум. Бесчисленные вечера мы скоротали за этим столиком, с уроками или планируя очередную бесшабашную выходку, здесь мы корпели над ответами на нередко слишком взрослые для нас загадки. Рон, заметив меня, освободил от учебников и набора для ухода за метлой обитое потёртым плюшем кресло. Вполголоса поблагодарив, я расслабленно откинулась, предварительно перебросив на грудь, чтобы не прижать, волосы. Парни делали уроки – точнее, Гарри делал, а Рон, разложив книги и письменные принадлежности, глазел по сторонам. Стола под совместными усилиями созданным художественным беспорядком видно почти не было; к счастью, я не торопилась присоединяться к друзьям. – Что, наконец закончила утешать побеждённых? – самодовольно спросил Рон. Гриффиндорская команда под его руководством три дня назад разгромила Рейвенкло. Оживление от победы всё ещё переполняло факультет: гостиная цвела ало-золотыми потрёпанными ветром и дождём знамёнами, самые верные поклонники всё ещё толпились вокруг героев матча. – Побеждённые не скорбят столько, сколько вы празднуете, – бойко парировала я, намеренно улыбаясь до ушей, чтобы чуть позлить его, и прижала ладони к каминному экрану погреть, но не рассчитала движения. Экран покачнулся, с другой стороны послышался недовольный оклик вперемешку с хихиканьем, и экран с силой толкнули обратно, едва не опрокинув. – Малышня! – гаркнул Рон, привстав. Двое второкурсников выскочили из-за экрана и, не переставая хихикать, пустились наутёк. – Чисто таракашки, – плюхаясь обратно, хмыкнул гроза детишек и, как ни в чём не бывало, вернулся к излюбленной теме. – Но, Герми, как мы играли! Как Фионулла летала! Нет, ну, конечно, с Гарри нечего и сравнивать, и всё же, девчонка сама – словно снитч! Что ж, у Линчей это в крови… Увлечённо что-то писавший Гарри замер, затем, положив перо на промокашку, чуть развернул пергамент и принялся перечитывать написанное. – Тебе здесь не шумно, Гарри? – Конечно, шумно. И последние минут пять галдите, в основном, вы, – устало откликнулся он. Оторвавшись от задания, он взглянул на наши с Роном одинаково, полагаю, вытянувшиеся лица и улыбнулся уголками губ. – Бросьте, всё нормально, само собой. Просто захотелось вылезти, на людей поглядеть. Осточертело уже в одиночестве заниматься. – Ага, приятель, – облегчённо выдохнул Рон. – Хотя, погляжу, всё одно Снейп, – беспечно-громко добавил он, разглядев, похоже, заглавие реферата, посвящённого особенностям использования при изготовлении зелий котлов различной величины. Я несильно пнула Рона в лодыжку, чтобы тот понизил тон, и заметила, без особой надежды на реалистичность предложения: – Уж он-то мог бы тебе передышку дать. – Если, конечно, куча заданий не предназначена нарочно для подрыва твоего боевого духа, – упрямо добавил Рон. Комментарии были излишни. Фыркнув, я закатила глаза. Гарри, однако, хранил полную невозмутимость. – Если честно, то он вовсе не так уж плох. – Кто? – выпалил Рон невпопад. Признаюсь, для меня брошенная Гарри фраза была такой же неожиданностью; всё же я спохватилась первой и вперила в Рона предупреждающий взгляд, тем более, что приятель понемногу сообразил, о ком шла речь, и явно собирался вот-вот разразиться очередной нелепостью. – Гарри, – поспешно зашептала я, – Гарри, это же просто великолепно. Эта ваша вечная вражда… никто не знает, к чему она могла бы привести. Знаю, ваша неприязнь, увы, взаимна, но, тем не менее, необычайно важно, что хотя бы ты осознал необходимость прекратить её, сделать шаг навстречу. – Спасибо, Гермиона, – растерянно пробормотал Гарри. Рон беспомощно крутил головой, как сова днём, явно потеряв дар речи от возмущения и неверия. – Рон Уизли, и если уж Гарри готов пойти на мировую со Снейпом, то тебе тем паче придётся проглотить все гадости, что вертятся у тебя на языке! – Ну-у… – прищур голубых глаз не сулил ничего хорошего, – отчего ж сразу гадости? Я люблю Снейпа, – протянул Рон, в свою очередь любуясь нашей красноречивой реакцией: у Гарри вывалился из рук пергамент, я раскрыла рот. – Я люблю Снейпа, – развязно повторил он, – с того самого дня, как завалил С.О.В. по зельям и был обделён счастьем посещать его распрекрасные занятия. – Балбес, – покачала головой я, переводя дух. – Герми, ты столько лет мне это твердишь, что даже такой балбес, как я, давно усвоил, что я балбес. – Тьфу, Рон, – теперь Гарри начинал раздражаться по-настоящему. – Я серьёзно говорю, а ты опять за своё. Вот только что сам признал, что Снейп тебе уже полтора года как ничего не сделал. – Ничего? Я не говорил «ничего». Да чтобы скользкий гад упустил хоть малейший повод снять с нас баллы… – Довольно! – рявкнул Гарри. – Гарри, тише! – осадила я на сей раз его. – Рон, правда, хватит! Оба сердито засопели, но подчинились. Гарри демонстративно уткнулся в свой реферат, хотя яснее ясного был слишком на взводе, чтобы соображать хоть что-нибудь о котлах. Рон тихо разговаривал с каминным экраном, и я на всякий случай проверила, не сидит ли за ним снова кто-нибудь. – Ну, правильно, давайте, валяйте. Я плохой, Снейп хороший, значится. Можете ещё и очередное общество организовать, к примеру… – Рон, да прекрати ты, ради Бога. – …«защиты Снейпа от Рона Уизли сообщество» – ЗАСРУСЬ! Скучившаяся посреди гостиной компания разразилась хохотом. Рон подскочил и уставился на весельчаков, медленно соображая, что смеются вовсе не с его глупости. Пара небольших диванчиков в центре была буквально облеплена сидящими: заняты были не только сами сидения, но также подлокотники и спинки, кое-кто, вытянув ноги, примостился в ногах на коврике. – Но, кроме шуток, я предупреждаю тебя, Джинни, – разглагольствовал восседавший на подлокотнике Колин. – Не связывайся ты с этой Ди. Мало того, что она просто самодовольная дура, так по-моему ещё и девчонками интересуется. – Я совершенно уверена в последнем, Криви, – с преувеличенной серьёзностью ответила Джинни, забравшаяся с ногами на диван напротив. – Ведь всем прекрасно известно, что ты – баба! – Чего?! – возмутился Колин, перекрывая даже новый взрыв хохота. – Да ты, небось, сама та ещё извращенка! Вырасти с кучей братьев… Кажется не одна я – никто не понял, каким образом один из пресловутых братьев вмиг оказался рядом с Криви. – Взял обратно, – холодно отчеканил Рон, вопреки обычному не побагровев, а аж побелев от злости. Колин ошарашено уставился на неожиданно выросшего перед ним противника, не в силах выдавить ни слова. Окружающие застыли, однако едва оба парня синхронно дёрнулись, выхватывая палочки, на драчунов немедленно накинулись со всех сторон. – Пусти! – рычал Рон, вырываясь. – Арчи, не смей! Пусти, кому говорю! – Денни, не валяй дурака! Пусти, этот придурок же мне счас голову оторвёт! В гостиной поднялось столпотворение. Одни удерживали противников, другие запоздало выясняли, что стряслось, девчоночьи голоса наперебой требовали набить Криви морду, объятая паникой Натали, префект шестого курса, в смятении бегала вокруг. Я вскочила со своего места, но тоже совершенно не представляла, что делать, и лишь кричала на Рона, подливая масла в огонь сумятицы. Джинни пробилась через столпившихся вокруг учеников и решительно подошла к брату. – Рон, – спокойно позвала она. Взъерошенный, тот перестал вырываться из рук буквально повисших на нём ребят и хмуро глянул на сестру исподлобья. Поджав губы и осуждающе уставившись на него в ответ, Джинни невероятно напоминала миссис Уизли. – Я прекрасно могу постоять за себя и сама. Рон поморщился и опустил глаза. – Извини. – Пойдём, – уже более мягко произнесла Джинни и взяла его под локоть. Арчи Хоган и другие мальчишки не без опаски отпустили неожиданно притихшего задиру. Я проследила, как Джинни отвела брата в дальний угол гостиной и заговорила с ним, к счастью, без малейшего признака неприязни или раздражения, напротив, несмотря на недавно сказанные мне слова, явно несколько польщённая заступничеством. То-то, Джинни, будет тебе наговаривать на нашего балбеса… Отпущенный Колин постарался тут же куда-то исчезнуть. Пришедшая в себя Натали сердито покрикивала, чтобы остальные тоже расходились, не мешкая. – Ничего себе, – пробормотал Гарри, вырванный инцидентом из своих мрачных размышлений. – А ты чего хотел? – вздохнула я. – Мы все последнее время как на иголках... – Хотел?.. – с невесёлой улыбкой переспросил Гарри. – Чтобы у вас было поменьше поводов быть как на иголках. Ну, и поговорить с Криви по-мужски в придачу. Я не нашлась с ответом – да и что тут было добавить? – и просто дружески похлопала его по плечу. – Джинни – молодчина. – Верно. Посмотреть твой реферат? – Да ладно... Разве что позже, когда окончу. Если успею за вечер, конечно. Сумятица улеглась так же быстро, как и возникла, что оказалось на руку – минут через пять в гостиную заглянула профессор МакГонагалл. Она что-то сказала подвернувшейся под руку девочке, затем, подобрав подол мантии, ловко перебралась через порог и снова скрылась за дверью. Девчушка, поозиравшись, направилась в мою сторону. – Гермиона… Профессор МакГонагалл просила зайти к ней в кабинет. – Только меня? – Да, как я поняла. Я сникла. Слухи из гриффиндорской гостиной достигали ушей декана нечасто, тем более с такой скоростью. – Удачи, – пессимистичным тоном пожелал Гарри, и от этого пожелания мне стало ещё сквернее на душе. Я метнула недовольный взгляд на Рона, беспечно болтавшего с Джинни и её компанией, и отправилась получать за него выговор. Впрочем, мысли мои занимал не столько предстоявший неприятный разговор с деканом, сколько всё осложнявшиеся отношения с Гарри и Роном. Чем дальше, тем яснее я осознавала – это уже не прежние детские ссоры. Мы всё больше отдалялись друг от друга в каких-то неуловимых и вместе с тем существенных вещах. Меня задела даже такая мелочь, как отказ дать на проверку реферат. Странно, раньше я бы только приветствовала такую самостоятельность – не волнует ли меня этот жест потому, что я теряю своеобразный контроль, ещё одну ниточку, связывающую меня с друзьями? А чем же, случайно или нет, окончилась наша попытка посидеть вместе?.. «Как в старые добрые времена», надо же, – да какие у меня могут быть старые времена? Разве что, наоборот, очень молодые. Друзья детства; но детство кончилось. С другой же стороны, общие переживания связывают нас слишком крепко, вот и не можем мы ни разойтись, ни продолжать, как раньше… Лишь под дверью кабинета профессора МакГонагалл я заставила себя собраться с мыслями, сосредоточиться на проблемах внешних, а не внутренних и, постучавшись, вошла. Помимо нашего декана, восседавшей за столом с бесстрастным выражением, я с удивлением заметила довольно свободно откинувшуюся на канапе профессора Спраут и профессора Флитвика, сидевшего на стуле с нелепо высокой – выше профессорской макушки – спинкой. Удивление моё постепенно вытеснилось облегчением – профессор МакГонагалл одинаково не любила ни обсуждать коллег в присутствии учеников, ни разглашать преподавателям внутрифакультетские проблемы. Значит, меня вызвали по другому поводу, и это… – Присаживайтесь, мисс Грейнджер, – дружелюбно улыбнулась профессор Спраут, отодвигаясь и освобождая мне часть канапе, а заодно и поворачиваясь ко мне. – Да, да, разумеется, – засуетился профессор Флитвик, – Проходите же, присаживайтесь. Запоздало пробормотав приветствия, я скользнула к канапе и нервно пристроилась на краешке, стиснув между коленями вспотевшие ладони. Профессор МакГонагалл, единственная сохранявшая строгий и неулыбчивый вид, перевела суровый взгляд с одного коллеги на другую, затем остановилась на мне. – Мы пригласили вас, мисс Грейнджер, чтобы обсудить вашу идею с чарами Верности. – Превосходная идея, мисс Грейнджер, просто превосходная! – профессор Флитвик бойко соскочил со стула и принялся расхаживать по кабинету. – Впрочем, странно было бы ожидать от вас иного. – Ну, что вы, профессор. Ведь ничего, в сущности, особенного. Поразительно, как никому не пришло в голову раньше. – Не скажите, мисс Грейнджер, – профессор возбуждённо махнул ручкой, едва не сбив с края бюро клетчатый шарф и перчатки хозяйки кабинета. – Чары, не входящие в школьную программу и, осмелюсь заметить, достаточно непростые – до этого далеко не каждый додумается. – А если кто до сих пор и додумывался, – вмешалась профессор Спраут, непроизвольно сворачивая какие-то официального вида бумаги, явно не школьный пергамент, в трубочку, – то помощи другим не предлагал. Я чуть заметно вздрогнула, но промолчала. Обвела взглядом преподавателей и, лишь убедившись, что никаких многозначительных выражений на их лицах не наблюдается, а реплика профессора Спраут вторила моим сомнениям совершенно случайно, несмело улыбнулась. – Филий лично вызвался ассистировать вам, – заговорила профессор МакГонагалл. Негромкое восклицание само сорвалось с моих губ, сдержаться было свыше сил – я и не мечтала о помощи специалиста такого уровня. Профессор Флитвик отвесил в мою сторону лёгкий поклон с элегантностью, заставившей на секунду забыть о его росте. – Ритуал мы договорились провести после Рождества. Вам, возможно, не хотелось бы тянуть время, но данный период – не самое благоприятное время для наложения долгосрочных чар. – Да, я понимаю, спад между Самхейном и Солнцестоянием… – Совершенно верно, – просиял профессор Флитвик. – Так вот, мы вдвоём навестим вас дома после Рождества. Перед наложением чар необходимо будет уяснить некоторые детали, но подробности мы обсудим позднее. Далее же, исходя из результатов вашего колдовства, мы примем решение, кому ещё из учащихся стоит предлагать подобный способ защиты. – О… – только и выдавила я, не зная, гордиться ли подобной ответственной ролью или уже начинать паниковать. – Задокументированные случаи, когда волшебники вашего возраста брались за довольно сложные и, самое главное, продолжительные чары, можно пересчитать по пальцам, – похоже, решил пояснить профессор Флитвик, прислоняясь к бюро. – Поэтому мы сочли нужным вначале досконально изучить ваш опыт и только потом принимать решение в отношении остальных. Слова профессора Флитвика меня, что и говорить, не успокоили. – Тогда каждый декан отберёт со своего факультета магглорождённых учеников, которые, на его взгляд, способны справиться с чарами подобной сложности, – подхватила профессор Спраут. – Мы, конечно, постараемся помочь как можно большему числу учащихся, и даже договорились предоставить возможность одному-другому из тех, насчёт чьих способностей возникнут разногласия. В случае неудачного колдовства же мы готовы перепоручить роль Хранителя кому-либо из нас. Не все, правда, согласны… – Это, – с нажимом оборвала её профессор МакГонагалл, – мы уже обсудили, Помона. Профессор Спраут выразительно поморщилась и, оскорблённо отвернувшись в сторону, замолчала. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы, сопоставив слова преподавательниц и мимоходом подмеченный факт, что здесь собрались лишь трое деканов, сообразить, о ком шла речь. На этом оживлённая беседа несколько завяла. Обменявшись ещё несколькими незначительными уточнениями, преподаватели разошлись, оставив нас с профессором МакГонагалл наедине. Она тоже поднялась, поведя затекшими плечами, вышла из-за стола, мановением палочки загасила часть свечей, уменьшила огонь в камине и повернулась ко мне. – Вы, полагаю, поняли, на кого сегодня намекала профессор Спраут, говоря о несогласных, мисс Грейнджер? Наступивший полумрак не давал мне разглядеть её лица как следует, да и в голосе вроде никаких необычных эмоций я не почувствовала, кроме, разве что, лёгкого раздражения. Последнее было понятно: только что её коллега почти открыто выразила недовольство действиями другого преподавателя, поставив всех в неловкое положение. Именно знание привычек профессора МакГонагалл и позволило мне почувствовать в вопросе нотку доверительности. – Да, пожалуй. – А что вы сама думаете на сей счёт? – профессор окинула взглядом стол, переложила одну-другую папку на бюро. Я медлила застигнутая вопросом врасплох, собирая в целое крупицы сведений, мнения… – Профессор Снейп, – я сделала паузу, желая убедиться, что рассуждаю в правильном направлении. Возражений не последовало, – не может активно участвовать в этом предприятии. Удержав его в тайне, он рискует навлечь подозрения со стороны... – я сглотнула, – с другой стороны. – Да, – отозвалась профессор МакГонагалл, лаконично, но с несомненной долей одобрения. – Вам пора возвращаться, мисс Грейнджер. – Подождите, – не сдержалась я. – Но ведь профессор Спраут… она ведь знает! – насколько мне было известно, в Орден входили все деканы. – Знает, – профессор сложила нужные вещи стопкой на левой руке и направилась к двери. – Но… Не может же она не понимать. – Она прекрасно всё понимает, мисс Грейнджер, – профессор раскрыла дверь, выпуская меня и вышла следом, заперла дверь причудливой формы ключом. – Понимает, но принять не в силах. Понимать умом и принимать сердцем – вещи разные. Полагаю, вы это осознаёте? Мерлин, ну что за ребячество… Последнее, несомненно, касалась свисавшего из середины стопки шарфа, который оказался раскрашен в весёленькие цветочки. Между прочим, несмотря на это пренебрежительное высказывание, пару дней спустя профессор Спраут щеголяла в клетчатой шляпке. – Вполне, – кивнула я, благоразумно сделав вид, что пропустила последнюю фразу мимо ушей. Больше профессор МакГонагалл не коснулась темы ни словом. Попрощавшись, она ушла в личные покои. В обрадованном, взволнованном, изумлённом – в общем, совершенно растерянном состоянии я побрела обратно в Гриффиндор.
Снарк:
Снарк: Добавляю отзыв :) Влюбленная Гермиона, первые поцелуи в школьном коридоре - это нечто Думаю, чтобы получше понять и прочувствовать все, что происходит, придется еще раз перечесть предыдущие части: пока из прошлого вижу Рона с его запретной страстью к сестре, вижу Гарри, всерьез задумавшегося о Снейпе... А Драко тут появится? Еще я давно хотела спросить: Rendomski , а вы, как автор с самой первой части знали, что там происходит? Или, например, история Снейпа придумалась потом?
Rendomski: А Драко тут появится? Самую чуточку. Еще я давно хотела спросить: Rendomski , а вы, как автор с самой первой части знали, что там происходит? Или, например, история Снейпа придумалась потом? В целом, сюжет у меня распланирован с самого начала – только после выхода пятой книги я кое-что пересмотрела. Но когда переходишь к подробному анализу персонажа в процессе написания каждой части, то неизменно находятся черты характера, мотивации, непредусмотренные сюжетом; иногда норовят вылезти какие-то побочные линии, детали. Отсюда у меня и перерывы – когда полгода мук творчества безжалостно отправляется в мусорную корзину :(. В конце концов, за столько лет мои личные позиции, мнения несколько изменились. Но кардинально, к счастью, менять ещё ничего не приходилось.
Снарк: Rendomski Большое спасибо за разъяснения :) Как у вас только терпения хватает так долго держать в себе этот сюжет )
Rendomski: Знала бы заранее, что затянется аж до седьмой книги и далее, плюнула бы и накатала халтуру. А теперь, за столько лет привыкла. Даже чересчур
Снарк: Rendomski Не надо халтуру. Мы готовы еще подождать Часть про Северуса была просто упоительная!
Galadriel: Rendomski неужели появилось продолжение этого прекрасного! Ура! Спасибо вам огромное))
полная версия страницы