Форум
«Встретимся?», ГГ/ВК, романс, для belana. Окончание от 08.03
Tasha911: Название: Встретимся? Автор: Tasha911 Бета: Jenny Пейринг: ГГ/ВК Жанр: романс Категория: гет Рейтинг: PG-13 Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет "Гарри Поттера" принадлежат Дж.К. Роулинг. Автор фика материальной прибыли не извлекает. Написано в формате глупости под названием «Валентинка от Tasha911» для belana, которая хотела: «Англия после войны, оба живы, с учетом всего канона. В этом случае почему-то видится рефрен про "мы встретимся, мы обязательно встретимся"». Вышло совсем не то, что просили, но тем не менее.
Ответов - 61, стр:
1 2 3 All
Tasha911: *** Виктор никак не мог заставить себя выпустить из рук маленькую ладошку. - Слава, ты все взяла? Дочь нетерпеливо подпрыгивала на месте, оглядываясь по сторонам. Ее, выросшую в их старом доме на окраине Софии, как ни странно, абсолютно не пугала толпа на платформе девять и три четверти. Она жадно вглядывалась в лица других детей, предвкушая поездку, а вот он ощущал что-то вроде безумного желания схватить ее в охапку, аппарировать обратно в Болгарию, запереть на сто замков и... Это никогда не было выходом. - Все в порядке, папочка, я уложила все свои вещи и взяла в поезд пару морковок для Стефании, – она нежно посмотрела на толстую крольчиху в клетке, которую держала в руках. Он присел на корточки, боль в позвоночнике тут же дала о себе знать. Это иногда до сих пор случалось. С каждым годом боль возвращалась все реже, но радости эти мгновения не доставляли. - Я буду по тебе скучать. - Я тоже, - Милослава ткнулась курносым носиком ему в щеку. – Ты будешь мне писать? Много-много, да, папочка? - Да, солнышко, если ты станешь писать мне в ответ. Она тряхнула головкой, от этого ее пшеничные кудри еще больше растрепались. - Каждый день. Он поцеловал ее в лоб и рассмеялся. - Давай немного пореже, а то времени на уроки не останется. - Останется, - она топнула маленькой ножкой. Он вырастил строптивицу. - Ну, хорошо, как скажешь. Пора садиться в поезд. Он с трудом поднялся, помог ей с клеткой в руке забраться в вагон и застыл, не в силах отвести от Славы взгляд. - Простите, - чья-то рука легко коснулась его плеча. – Вы мешаете остальным. - Да, конечно, - он сделал несколько шагов назад. Невысокая стройная ведьма с каштановыми волосами чмокнула в щеку долговязого рыжего мальчишку, который смущенно заныл: - Ну, ма... - Ничего, Рональд, от поцелуя в щеку еще никто не умирал. Быть паинькой не прошу, ты явно не будешь. Просто мне хотелось бы в этом году получать меньше писем от твоего декана. - Дядя Билл - просто ябеда. - Дядя Билл - просто сама сдержанность. Я бы на его месте давно устроила тебе месяц отработок. Сын, взбегая по лестнице вагона, показал ей язык. - Хорошо, что ты - не он. Женщина рассмеялась. - Да, кому-то очень повезло. Поезд тронулся. Виктор махал рукой Славе, прижавшейся лбом к окну в одном из купе, она махала ему в ответ. Женщина, провожавшая сына, сделала несколько шагов вслед за вагоном, а потом обернулась. Он немного удивленно посмотрел на ее знакомые черты. - Гермиона? Она озадаченно нахмурилась. - Простите? - Виктор, - напомнил он. – Виктор Крам, - и вежливо добавил: – Ты ничуть не изменилась. *** Гермиона уже много лет не обедала с мужчиной в ресторане. У нее не было ни времени, ни хотя бы крохотного желания. Работа и Рон, Рон и работа, вот, собственно... Она чувствовала себя неловко. Так всегда происходит, когда напротив тебя сидит человек, с которым ты когда-то поступила дурно. То ее письмо «Прости, мне нравится другой парень» вряд ли можно было считать достойным объяснением. Наверное, оттого, что другой парень ей нравился всегда, и она искренне недоумевала, что вообще тогда так сильно ее к этому болгарину потянуло, что Виктору принадлежал ее первый поцелуй? Глупая детская неловкость. Любить одного, целоваться с другим. Тогда она еще не знала всю меру значения слова "подлость". - Значит, ты стоматолог, - его английский теперь был безупречен, только маггловское незнакомое слово вызвало легкую запинку. Он не очень сильно изменился, стал еще выше, так, что даже сутулые плечи не мешали оценить рост. Брови не казались такими уж широкими. Взгляд по-прежнему оставался тяжелым и хмурым, виски импозантно серебрились сединой, недостатки худощавой фигуры умело скрывало дорогое легкое пальто. Манжеты рубашки, из которых выглядывали широкие костистые запястья, украшали запонки из белого золота. Он явно был успешен, хотя все так же необщителен и по-прежнему знал себе цену, хотя и не любил ее афишировать. - Да, после войны... Ну, знаешь, я так устала от всей этой магии. Мне было тошно даже держать в руках палочку. - И как твой муж отнесся к твоему решению? - Я вдова. Может, именно поэтому ее так тошнило от магии? От того, что эта самая магия сделала с Роном, когда спустя три года после войны он и его напарник Эрни Макмиллан совершенно случайно решили проверить магазин на Дрянналлее, где, как оказалось, скрывалось несколько Пожирателей Смерти во главе с Беллатрикс Лестрейндж. То, что осталось от Рона... Она тогда искренне считала, что Ханне Макмиллан повезло больше: она могла хоть навещать мужа в Святого Мунго и с нежностью вытирать шоколад с его губ, когда он вымазывался в нем, пытаясь сам съесть шоколадную лягушку. Да, она завидовала Ханне, когда на кладбище у нее начались преждевременные роды, когда боли было так много, что она едва нашла силы впервые улыбнуться, только глядя в лицо своего сына, такого же рыжего, как его отец. Но Виктору знать об этом было совершенно не обязательно. - Прости. - Не бери в голову. А ты? Твоя дочь... Он улыбнулся. - Милослава. - А ее мать? - Я разведен. Дочь живет со мной. У ее матери в свое время была спортивная карьера, у меня ее на тот момент уже не было, так что я мог больше времени уделять Милославе. Мне это даже нравится. Свои деньги я уже заработал, теперь занимаюсь тем, что мне всегда хотелось делать. - И чем же? - Ты не поверишь. - Скажи, я попробую. - Я художник. - Ты? - Говорил же, не поверишь, – его улыбка всегда была приятной, может, потому, что редкой. Он умел улыбаться. Тонкие, всегда обветренные губы расходились, обнажая крепкие белые зубы, которые, даже на ее придирчивый взгляд профессионала, были идеальны. Но дело было даже не в этом: он улыбался не столько губами, сколько глазами. В их янтаре словно начинали порхать золотые бабочки. Тогда, в их далеком детстве, ему казалось, что все девушки преследуют его из-за славы ловца, а Гермиона искренне думала, что причина в этой по-сумасшедшему прекрасной, доброй улыбке. Так улыбаются принцы с древних гобеленов и победители драконов, сила этих золотых бабочек такова, что девушкам становится плевать, что у их героя метла вместо коня и не слишком прямые ноги. - Но, согласись... - Да, я знаю, стереотипы - мой извечный враг. И, тем не менее, в этом году у меня пройдет выставка в Косом переулке. Я хочу, чтобы ты пришла, если вынесешь такое количество магии. Конечно, с его стороны это было всего лишь вежливостью. Что ж, с ее тоже. - Хорошо. Я с радостью приду. - Мне будет приятно. В общем и целом, разговор показался Гермионе скованным. Так неловко чувствуют себя малознакомые люди много лет спустя. Они ведь, по сути, чужие, просто по какой-то прихоти судьбы ему принадлежал ее первый поцелуй, а ей - его первое сказанное «я люблю тебя». Не так много, если вдуматься, не так мало, чтобы перестать здороваться при встрече. - Была рада тебя видеть, - сказала она, садясь в такси, и, наверное, не врала. Просто в бокале этой встречи остался осадок безразличия. - Взаимно, - таким тоном она сама сказала бы: «Ну вот и все, забыли». *** Где в этой женщине спряталась та девочка, которую он когда-то любил? Так любил, что зло комкал ее глупое, полное виноватых эпитетов письмо и кидал в камин, но тут же вытаскивал, обжигая пальцы, и снова перечитывал в надежде найти намек на то, что все это глупая шутка. Но вместо этого он находил другое, читал между строк, что она счастлива, и... Постепенно успокоился, ибо, как говорила его мать: «Виктор, нельзя желать кому-то зла, тебе добра это не принесет». - Пусть так, - шептал он, - пусть она будет счастлива, – и старательно заштриховывал профили кудрявой умницы, которыми были заполнены все его старые тетради. – Пусть так. Виктор смотрел на нее спокойно. Время все стерло, не осталось даже ностальгии. Верда отучила его мечтать и грезить какими-то туманными замками. Любовь - это даже меньше чем иллюзия. Это хороший секс, боль и вечно голодные адвокаты, которые отнимают у тебя все за право быть со своим ребенком. - Прощай, Гермиона, - сказал он вслед отъезжающему такси, зная, что дома уже вряд ли найдет то письмо, а жаль. Сегодня он сжег бы его с необыкновенной легкостью, без слез и обожженных пальцев. *** - Папа, папочка... – щечки Славы раскраснелись от мороза, а выбившиеся из-под шапки локоны щедро припорошил снег. – Я так скучала. Он схватил ее в объятия и весело закружил. - Когда только успела, солнышко? – она ведь, и правда, каждый день писала, а он отвечал. Самая верная маленькая женщина в его жизни. Она засмеялась. - Ой, папочка, а у меня такие новости! У нас в Равенкло у одного мальчика тоже есть кролик, представляешь! Я сначала думала, что Стефания просто потолстела, но профессор Хагрид, которому я ее показала, сказал, что она будет мамочкой. Наверное, мне придется теперь оставить ее дома. Но, папа, у нас будут крольчата! - Ничего, мы купим тебе сову, чтобы ты писала еще чаще. Обещаю предоставлять тебе полный отчет о Стефи и ее потомстве. - Ага, но, может, она еще родит на Рождество? Было бы здорово, да, папа? Я бы придумала ее деткам имена. Мы ведь проведем праздники дома? - Ну, вообще-то я планировал свозить тебя в Италию. Но теперь, из-за положения Стефании... Милослава улыбнулась. - Я рада буду побыть только с тобой, папочка. - Я тоже. Тихое покашливание. - Здравствуй, Виктор. Он обернулся. - Здравствуй, Гермиона. На ней была забавная вязаная шапка с узором из уточек, шарф и рукавицы в тон. Была ли это маггловская мода или она просто с насмешкой относилась к тому, что на ней надето? Ее глаза горели, а щеки пылали от мороза. - Холодная погода, да? Даже удивительно для Англии, – она немного виновато подтолкнула вперед рыжего оболтуса. – Это мой сын Рон, он мечтал с тобой познакомиться. Рон, это Виктор. Огромные, как два блюдца, глаза. - А я вас знаю! – как каждый второй мальчишка в магическом мире. – Вы тот самый Крам, да? Удержаться от улыбки было невозможно. - Да, ты прав, я тот самый начинающий художник. Мальчишка запнулся. - О... Что? Гермиона рассмеялась. - Смилуйся над ним, иначе он постесняется молить тебя об автографе. - Хорошо, и на чем расписаться? Мальчишка уже явно хотел завопить: «Да какая разница!», - и подставить собственный лоб, но Гермиона его опередила, протянув плакат. Не самый старый снимок, эту фотосессию делали перед одной из его последних игр. - Вот. Отец Рона был твоим большим поклонником. Ее сын возмутился. - Я тоже, ма! Дядя Гарри рассказывал, что мистер Крам - лучший в мире ловец. Он даже получил кубок игрока столетия. Гермиона насмешливо наморщила нос. - Ну да, и он тоже твой большой поклонник, Виктор. Он расписался, чувствуя, как кто-то настойчиво дергает его за рукав, и виновато улыбнулся. - Простите. Позвольте представить: моя дочь Милослава. - Очень приятно, - Гермиона протянула руку. - Э... Ты из Равенкло, да? – буркнул рыжий мальчишка со снисходительностью, с которой старшие взирают на малышню. Слава кивнула. - Да. А ты неплохо летаешь. Виктор посмотрел на Гермиону. - Снова квиддич? - Да, он ловец. Крестный его неплохо натаскал. Звезд с неба не хватаем, но он у меня упорный... - Весь в мать. - Да, наверно. - Ну что ж, до свиданья. Рад был тебя видеть, Гермиона. - Я тоже, Виктор. ***
Tasha911: *** Это, конечно, ничего не значило, и все же в тот вечер он вписал в список приглашенных на выставку «Гермиона Грейнджер», тем более, что Верда прислала письмо, что в ее планах на этот февраль не стоит поездка в Лондон. Пусть так. Особой горечи он не испытывал. Первая выставка его работ в Софии прошла с оглушительным успехом, владельцы галерей настойчиво интересовались, когда же он начнет продавать свои работы. Он с усмешкой отвечал: «Никогда. Не хочу, чтобы фанаты квиддича разобрали их на сувениры». *** - Виктор Крам? – Джинни с любопытством крутила в руках конверт. – Он еще и художник? - Да, - Гермиона проверила запись больных на завтра. Людей было много, что ж, дело своих родителей она продолжила с некоторым успехом. Превратиться из магглы в ведьму было сложнее, чем из ведьмы - в хорошего стоматолога. Она устало потянулась в кресле. – Джинни, давай я сейчас переоденусь, и пойдем куда-нибудь, выпьем по паре мартини. Неделя обещает быть напряженной. - Мартини? Гермиона, это приглашение на сегодня, если ты не заметила. - Да, я знаю. - Ты не собираешься идти? - И как ты угадала? - Но почему, собственно? Разве тебе не интересно, на что способен мужчина, сменивший метлу на кисть? - Это обычная вежливость с его стороны. Я ни черта не понимаю в живописи, и вообще, я слишком устала. Джинни нахмурилась. - Гермиона, езжай домой, надень свое лучшее платье, сделай прическу и отправляйся на эту выставку! Сколько можно все вечера проводить дома на диване? - Пока мне не надоест. Не хочу на выставку. Я знаю все, что ты мне сейчас скажешь: что это Рон умер, а не я, что мне не сто лет и я еще могу кого-то встретить и быть счастливой, но, знаешь, у меня нет ни желания, ни времени. У меня есть мой сын, моя работа, и мне этого достаточно. Джинни улыбнулась. - Ничего подобного. Я хотела сказать, что это твой шанс напиться шампанского на халяву. Гермиона не удержалась и тоже рассмеялась. - Джинни, ты прохиндейка. - Угу, Гарри говорит именно это. - Он прав. Но она рано расслабилась. - Однако если уж ты сама заговорила об этом, думаю, что ты зря беспокоишься. Вряд ли Виктор Крам пригласил тебя из вежливости. Скорее всего, чисто по-человечески, ты ему нравишься, однако у вас ничего не будет. И не только потому, что тебе этого не надо. - О чем ты? - Гермиона, ты совершенно не интересовалась жизнью магического мира после смерти Рона. Об этом когда-то писали все газеты. - Писали о чем, Джинни? - У Крама был ужасный развод. Его жена играла с ним в сборной Болгарии, она была нападающим. Едва оправившись после тяжелых родов, она снова вышла на поле. Виктор был против, но она настояла, и во время одного из матчей ее сбили с метлы. Она бы разбилась, но он бросился под нее, в попытке остановить падение. В результате она осталась цела, а у него были множественные переломы и тяжелейшая травма позвоночника. Колдомедики полгода его по кускам собирали. За это время эта женщина успела с ним развестись. Позже он затеял с ней судебный процесс об опеке над дочерью, и она, по сути, продала ему ребенка, забрав почти все его деньги. Сейчас эта особа преподает в Дурмштранге, поэтому мне, собственно, понятно, почему он не отправил дочь туда. Гермиона почувствовала прилив какой-то острой жалости. К себе, к Виктору… Почему только относительно небольшому количеству людей в этом мире доступно простое безоблачное счастье? Почему доля остальных - попытаться, сжав зубы, сделать лучше чью-то чужую жизнь? Хотя бы своих детей. - Джинни, то, что ты мне рассказала... Да, он достоин сочувствия, но это не повод идти на его выставку. - Как знаешь. Но мартини тоже отменяется, мы с Гарри и Лили сегодня ужинаем у Люпинов. Тебя не звали, знали, что все равно под любым предлогом не придешь. Не пришла бы. Там будет Молли, Молли будет плакать. Она всегда плачет, когда видит ее или маленького Рона, а Гермиона станет чувствовать, как едкая кислота растворяет остатки души, что она еще каким-то чудом сохранила. Не нужно… *** Было уже десять. Странный вечер. Она поужинала едой из китайского ресторана, пыталась читать, смотреть телевизор или просто лежать на диване, глядя в потолок, но все равно это было не то... Ее друзья где-то общались и смеялись, а она... Она, как раковая опухоль, вызывает лишь искреннее сочувствие и полные скорби вздохи. Это ужасно - жить так, прятаться в попытке избежать жалости. От жалости только тяжелее, она бередит рану, не давая ей затянуться, а Гермиона хотела выздороветь. Не путем какого-то нового чувства, не вцепившись в какого-нибудь мужчину, лишь бы было за кого удержаться, а сама по себе. Не потому, что разлюбила или забыла, а потому, что научилась с этой памятью жить. С внутренним теплом, с улыбкой, без скорби. Мужчины ее пугали. Нет, неправильно, ее пугало то, что все искали место в ее жизни. Она помнила, как после смерти Рона, когда она едва оправилась от родов, Невилл пытался ее поддержать. Он носил ей продукты, готовил ужины, сидел с ее сыном, пока она училась на врача. Он вместе с нею хоронил ее родителей, погибших в автокатастрофе, и это было нормально, они были друзьями, все казалось легким и чудесным, пока Молли один раз не сказала многозначительно: «Гермиона, никто тебя не осудит. Он отличный человек и будет хорошим отцом Рону». Она пришла в ужас от этих слов, не помнила, как пришла домой, упала на диван и рыдала несколько часов. Просто из страха, что придет Невилл и скажет, что да, он ее любит. Любит труп, которым она, по сути, является. Он пришел, они вместе с Роном ходили в Косой переулок есть мороженое. Гермиону могло тошнить от магии, но она не собиралась лишать ее своего сына. - Что с тобой? - спросил Невилл, глядя на ее покрасневшие глаза. - Молли сказала, что мне нужно выйти за тебя замуж, - честно ответила она. Он сделал чудовищную вещь: кивнул. - Выходи. Она вцепилась рукой в спинку стула, чтобы не упасть, и хрипло спросила: - Ты меня любишь? - Нет, Гермиона, но я очень к тебе привязан. Наверное, я смогу тебя полюбить, если ты дашь мне еще немного времени. Это было ужасно. Причинять боль кому-то другому было ужасно. Она обманула Невилла, ввела его в заблуждение. Он думал, что она еще жива, что еще способна чувствовать что-то, кроме любви к своему ребенку. Он хотел ее любить. Но позволь она ему - это сделало бы его несчастным. Никому нельзя приближаться к прокаженным, они заразны. Ей не дать счастья, но она все еще молода и может привлечь, а значит, ядовита. Плодить горечь - это недостойно и плохо. - Прости... - Мне уйти? Она кивнула. - Да, пожалуйста. На пороге он обернулся. - Гермиона, ты ни в чем не виновата. Она ему не верила. Не стоило пускать кого-то в свою жизнь, кого-то, кому она не в состоянии дать ничего, кроме боли. Через полтора года он женился на Луне Лавгуд. А она перестала вздрагивать, когда ее приглашали на свидания, просто говорила «Нет». Так какого черта сегодня? Может, оттого, что это не было свиданием, оттого, что в жизни Виктора ей нет и не будет места, а выпить шампанского - это не такая плохая идея? Как бы то ни было, наряжаться она, конечно, не стала, и вообще опаздывала уже на два часа. Охранник, проверявший приглашения, взглянул на нее как-то недоуменно, и Гермиона поняла, почему. Среди ведьм в вечерних туалетах и колдунов в парадных мантиях она в бежевой водолазке и шерстяной юбке выглядела Золушкой после полуночи. Вспомнить бы, где припарковала тыкву, и убраться поскорее. Она бы ушла, непременно, но картины... До этого ей не доводилось видеть, чтобы волшебники рисовали в духе авангардизма. Это было прекрасно! Магия за рамками магии. Гермиона забыла о смущении и желании выпить, ей хотелось потрогать это чудо, погрузиться в выдуманный мир этих холстов с фисташковым песком и оранжевыми горами, прикоснуться к серебряным деревьям, облетающим улыбчивыми гарусными белыми масками вместо листвы. Ей хотелось гулять по рассыпанным колодам карт вместе с золотоволосой девочкой и угадывать в сплетенном клубке змей с драгоценными камнями, заменявшими им глаза, черты красивого женского лица. Последняя картина, рядом с которой она остановилась, почти поражала количеством заключенной в нее ненависти и презрения. Но гипнотизировала, притягивала взгляд. - Вам нравится? - она обернулась. Молодая женщина пила шампанское. Ее кроваво-красная помада оставляла жирный след на краю бокала, и в этом было что-то мерзкое. Она была просто невероятно прекрасна: высокая, светловолосая, яркая, но эта красота была бездушна и статична. «Скользкая, - подумала Гермиона. – Совсем как нарисованные змеи. Скользкая и слепая». Откровенный наряд позволял рассмотреть великолепную фигуру, бриллианты на шее стоили целое состояние. – Это я. – Женщина наигранно и экспрессивно ткнула пальцем в картину. - У моего бывшего мужа удивительно художественный способ выражать свое презрение, вы не находите? Гермиона покачала головой. Говорить с этой особой ей не хотелось вовсе. Она просто попыталась отступить в сторону, но на ее плечо легла тяжелая ладонь, сухие, чуть потрескавшиеся теплые губы коснулись щеки. - Здравствуй, Гермиона. Рад, что ты пришла. Она обернулась. На Викторе было длинное черное приталенное пальто, под ним сюртук и белая рубашка. Выглядело все это ужасно пафосно, словно он был аристократом прошлого века, собравшимся в оперу, или вполне современным вампиром, но ему, как ни странно, шло. - Здравствуй. Его рука властно легла на ее талию, но в этом жесте совершенно не было ничего интимного, и она на него не отреагировала. Просто касание. Ни притяжения, ни отторжения. - Давай что-нибудь выпьем. - Хорошо. Его бывшая жена презрительно скривила яркие губы. - Виктор, как это невежливо - приглашать одну даму и игнорировать другую. - Верда, я полагаю, мы не станем ничего обсуждать в присутствии посторонних. Извини нас. Он проводил Гермиону в другой конец зала и представил еще более высокому и хмурому мужчине, чем он сам. Хотя тот тоже умел улыбаться, вот только его улыбка была наивной, как у великовозрастного младенца. - Петр, ты хотел познакомиться с моей подругой, которая занимается маггловской медициной. Позволь представить тебе миссис Уизли. Гермиона, это мой друг Петр Субботин, он колдомедик и очень увлечен маггловскими способами исцеления, - она кивнула. Виктор был хорошим, сдержанным хозяином, предпочитавшим, чтобы его гостям было интересно друг с другом. – Прошу меня простить, мне надо еще кое с кем поздороваться. - А я вас знаю, - улыбнулся русский. - Откуда? - Тремудрый турнир, помните? Я тоже приезжал в вашу чудесную школу. Вы ведь та маленькая мисс, которой Виктор писал очень длинные письма? - Да, это я. - Так вы маггловский доктор? - Всего лишь стоматолог. - Очень интересно. Я действительно увлечен изучением медицины… Петр был приятным собеседником. Он познакомил ее еще с несколькими гостями выставки, и Гермиона наконец-то дорвалась до шампанского. Оно было дорогим и вкусным. Друзья Виктора много смеялись, женщины в большинстве своем были красивы, а мужчины - умны или, по меньшей мере, богаты. И все же атмосфера показалась ей легкой и ни к чему не обязывающей. - Гермиона, - Арина, сестра Петра, улыбнулась. – Как насчет посетить дамскую комнату, напудрить носы, а потом поехать с нами танцевать? - Куда? – спросила она. - В Амстердам. Там в магическом квартале окрыли совершенно шикарный клуб. Не прощу себе, если не побываю в нем раньше своей подруги Аделаиды. Гермиона решила что, наверное, это здорово - иметь такую свободу в средствах для путешествий. Вот только было что-то легковесное и несовершенное в жизни этих успешных людей. - Я подумаю. У туалета никого не было. Они с Ариной зашли внутрь, и пока русская поправляла шпильки в своей замысловатой прическе, Гермиона только слегка подкрасила губы и прислонилась к стене рядом с выходом. - Ну, Виктор… – протянул за дверью капризный и не слишком трезвый голос. - Верда, неужели это так сложно? Она ведь и твоя дочь, не так ли? - Виктор, я на Пасху еду в Италию. Уверена, ничего не случится, если я встречусь со Славой чуть позже, например, летом. А еще лучше - отпусти ее со мной в Милан. - Этого не будет. Ты не в состоянии даже за собой следить, не то что за ребенком. Тебе напомнить, что случилось прошлой весной? - Виктор, это случайность. Сколько можно вспоминать? - Случайность, что моя дочь чуть не погибла? Нет, Верда, прости, но я не могу это так рассматривать. Либо ты приезжаешь к нам весной и две недели ведешь себя как образцовая мать, либо… - Да чем ты можешь меня запугать, Виктор? Слава любит меня. - Любит, Верда, и мне жаль, что это так. Но, знаешь, она все реже о тебе вспоминает. - Я мать! - Что ж, у ехидны тоже порою родятся дети. - Виктор! - Я все сказал, Верда. Дальше решать тебе. Послышались удаляющиеся шаги, в туалет вбежала бывшая жена Крама. Увидев невольных свидетелей сцены, она звонко рассмеялась. - Все мужчины такие тираны, правда, Арина, милая? Русская безразлично пожала плечами. Добившись от своей прически подобия совершенства, она удовлетворенно ее разглядывала. - Верда, дорогая, так ведь и ты у нас не ангел. - Нет? – казалось, красивая блондинка осознала всю чудовищность этой мысли, и она ее позабавила. – Да, наверное, не ангел, но я лучшее, что у этого мрачного замкнутого ублюдка было в жизни. - Да ладно тебе, любая из нас с радостью пошла бы за Крама. Ты просто успела очень вовремя затащить его в постель и тут же сообщила, что беременна. Хоть пару месяцев для приличия выдержала? А то, вспоминая, сколько мужчин у тебя тогда было… - Арина помахала ладонью перед носом, словно учуяла дурной запах. Верда улыбнулась. - Завидуешь, милая? Ты за ним охотишься с момента нашего развода, но как-то безуспешно, я смотрю. - Я? За Виктором? Дорогая, не смеши меня. А вот что ты здесь делаешь? Неужели уже потратила все его деньги? - Не твое дело. - О, милая, это так? Я не ошиблась? Знаешь, даже пожелай я увлечься Виктором, мне от него было бы нужно только положение в обществе. Это как-то честнее, чем деньги, не находишь, Верда? Впрочем, о чем это я? Откуда тебе знать, что такое отношения не за деньги? Ты ведь всегда была всего лишь маленькой пронырливой шлюшкой. - Ха. Забавно слышать это от тебя, стареющая принцесса. Сколько еще лет ты будешь сидеть на шее своего брата, отгоняя от него всех невест, чтобы, не дай бог, они вместо тебя не стали тратить его деньги? Гермионе стало противно, она тихо выскользнула из туалета и прикрыла за собой дверь. Хотелось домой, к своему дивану и теплому пледу, подальше от этого мира неискренности и фальши. К своему уже привычному, сухому до хруста старого пергамента, одинокому покою. *** - Как жаль. Вам, правда, пора? - Петр галантно подал ей пальто. – Может, останетесь? Мы все уже достаточно насмотрелись на шедевры Виктора и готовы начать настоящее веселье. - Простите, мне завтра рано на работу. У меня прием. - Понимаю. Что ж, приятно было познакомиться, Гермиона. Будете в России, непременно со мной свяжитесь, я покажу вам нашу клинику. - Конечно, - у нее не было никакого желания снова видеть Петра, которым вертела, как хотела, его сестра, охотившаяся за Виктором Крамом. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, она воспользовалась черным ходом. На улицу Гермиона почти выскочила и жадно глотнула холодный воздух. Ей отчего-то казалось, что легкие наполнены каким-то горьким дымом. - Я так и знал, что ты сбежишь. Виктор стоял, прислонившись спиной к стене, и курил, делая время от времени глоток из серебряной фляжки. Она намотала на шею шарф. - Тогда зачем ты меня пригласил? - Захотелось, наверное, увидеть хоть одного живого человека. Это она живой человек? Какие, однако, странные у него иллюзии. - Твои друзья… - Это не друзья, это окружение. Друзья - наверное, что-то иное. Я не помню, что именно значит это слово, у меня их давно не было. Лет с двенадцати, наверное, - как только я стал подавать «большие надежды». - Мне тебя пожалеть? - Да нет, обойдусь. У всего есть своя цена, – он протянул ей фляжку. - Выпить хочешь? Она понюхала содержимое и поморщилась. - Водка? – сделала маленький глоток. – Хотя на морозе… Он усмехнулся. - Разве это мороз? – Виктор забрал у нее флягу. – Я расскажу тебе о морозах. Пойдем. - Куда? - Гулять. Покажешь мне Лондон. А то я ни одной страны толком не видел. Только отели и стадионы. Ну, вот, теперь еще знаю Хогвартс, вокзал, галерею и адрес собственной съемной квартиры в Косом переулке. А хочется… - Чего? *** - ...Не могу поверить. - Да ладно тебе, я рыдал! Это был первый маггловский фильм, который я видел. Он шел по мосту, разведя в сторону руки и ловя снежинки. Как он ухитрялся с серьезным сосредоточенным лицом вести себя столь по-мальчишески, Гермиона не знала. - Не верю! Мало того, что ты первый мужчина из числа моих знакомых, который признается мне, что плакал в кино, так еще и… - Да ладно тебе, мне было двенадцать и я был до одури влюблен в Вивьен Ли. Когда она погибла в финале фильма «Мост Ватерлоо», мое сердце было разбито. Признайся, ты тоже плакала. Она кивнула, отхлебнув водки. - Рыдала. - Вот видишь. Зато когда я первый раз сломал руку, мужественно скрипел зубами. - А я плакала, когда упала с велосипеда и разбила колено. - Ну вот, видишь, из нас двоих все же по какому-то нелепому стечению обстоятельств мужчина - все же я. Пусть даже плачущий. - Не то чтобы я возражала. Куда дальше? Трафальгарская площадь? Вестминстерское аббатство? Сити? Виктор, пощади, я пьяна, замерзла, хочу есть и мне через пять часов на работу. - Тем более. Тогда ложиться спать уже глупо. Поехали… - Куда опять? - Ко мне. Ты же сказала, что замерзла и хочешь есть. Могу предложить камин и утку с яблоками. Что-то подсказывало, что он не имеет в виду ничего лишнего, а у нее в холодильнике только остатки китайской лапши и заплесневевший кусок сыра. - Поехали.
Tasha911: *** - Это самый прелестный глинтвейн, который я пробовала, самая прелестная нежная утка и… - Гермиона, остановись, камин не я выкладывал. -Ну и черт с ним. Камин тоже прелесть. Все у тебя прелестно… - Если ты еще раз повторишь это слово, я не вынесу и вышвырну тебя в окошко. - Нет, это уже будет совсем не прелестно. - Гермиона, прекрати. - Ты сам виноват, я пьяна. Это делает мой мир более… - Я понял. Прелестным. - Именно! Виктор улыбнулся. Они сидели на ковре в его огромной квартире, комнаты которой были почти пустыми, с огромными окнами, стены украшали редкие картины, но это явно была прихоть хозяина. В целом в интерьере чувствовалась завершенность. Ей нравилось сидеть у огня, пить горячий глинтвейн и разглядывать его резкие, грубые черты. Было в Викторе что-то… Таких людей вытесывает из горной породы божественный ветер. Они до странности незыблемы и не умеют гнуться. Либо сразу рассыпаются осколками щебня, либо годами подставляют лицо ветру любых перемен, который не в состоянии их ни смутить, ни встревожить. Он нравился ей, и было в этом что-то неправильное. Но до одури простое. *** Верда выводила его из себя. Нет, боль перегорела, ее толком и не было, но осталась горечь. Каждый раз, когда он видел слезы в глазах Славы, она возвращалась снова и снова. Та самая: «Это не твой ребенок, Виктор!» - она так и не смирилась с тем, что он бросил в ответ: «Мне плевать». Верде казалось, что это какая-то странная степень его любви к ней. Он смеялся, глядя, как она капризно надувает губки и пытается воздействовать на него своими чарами. Ему не было до этого дела. Просто он знал: в мире не должно быть никому не нужных детей, а на то, что Верда сумеет разобраться, кто из ее любовников - отец Славы, или сама сумеет стать хорошей матерью, надеяться не приходилось. Он ждал ее, как свою, и воспитывал так же, а Милослава отвечала любовью на его заботу, и ни мнение Верды, ни гены не имели к этому никакого отношения. Это была его дочь, он так решил, а Виктору силы собственного слова было вполне довольно. Весь мир и сочувственные взгляды друзей: «Вот ведь идиот, взвалил на себя заботу о чужом ребенке», - могли катиться к черту. Когда Славе было десять, ее мать, у которой девочка проводила время, напилась и огорошила дочь откровением, что он не ее отец. Милослава ничего толком не поняла, но очень испугалась, она сбежала из дома матери в Трояне и свалилась в открытый канализационный люк рядом с какой-то заброшенной стройкой. Девочка просидела там со сломанной ногой почти двое суток, пока какой-то бродяга случайно не услышал ее плач. Когда маггловская полиция связалась с Виктором, он думал, что станет убийцей. Задушить Верду, которая даже не заметила исчезновения дочери, было каким-то совершенно правильным желанием, но потом оно как-то стерлось. Он перевез дочь обратно в Софию. Виктор объяснил девочке, что если она считает, что он ее папа, и он тоже так думает, то до остальных им двоим не должно быть никакого дела. С тех пор Милослава никогда не просилась к матери. Иногда он видел, что она скучает, но сама Слава о ней не заговаривала. Виктор считал, что это неправильно. Плохо, когда дети боятся и презирают родителей. Он пытался организовывать их встречи под своим присмотром, но у Верды вечно находились другие дела. С ними без толпы поклонников и друзей ей было скучно. Когда она сообщила, что приедет, Виктор стал искать способ заставить ее встретиться с Милославой на Пасху. Его мысли были так заняты дочерью, что он, казалось, забыл о выставке и о том, кого на нее пригласил. Поэтому каково же было его удивление, когда в толпе своих разодетых друзей, похваливших его «шедевры» и тут же забывших о них, он заметил скромно одетую женщину, которая медленно двигалась от полотна к полотну, словно зачарованная. Виктор видел: ей нравилось, то, что он делал. Ради такого неравнодушного взгляда можно было пережить и весь вечер в целом. Когда к ней подошла Верда и гостья обернулась, он узнал в ней Гермиону Грейнджер, теперь уже Уизли, и вспомнил, что сам внес ее в список приглашенных гостей. И отчего ему пришла в голову такая дурацкая, но верная мысль? У нее не было ничего общего с большинством присутствующих. Решив спасти ее от Верды, он выбрал из гостей Петра, как человека, с которым у Гермионы могли найтись хоть какие-то общие интересы. - Кто та серенькая маггла, которую ты всучил моему брату? – спросила Арина по-болгарски, проплывая мимо, когда он беседовал со своим когда-то соперником на поле, а теперь французским послом. - Моя первая большая любовь. Она усмехнулась. - Разве это не квиддич? - Нет, Арина, это не квиддич. - Значит, он вторая большая любовь? И что она к нему пристала? - Второй не было. Есть еще моя дочь, и она теперь единственная. - Да? Ну ладно, пойду посмотрю, что собой представляет мадам, которую наш неприступный Виктор вспоминает с такой нежностью. - Если тебе угодно. - Мне не угодно, мне любопытно. Он подумал: бедная Гермиона, ведь Арина вполне заслуженно носила прозвище «Пиявка». Но потом он решил, что она взрослая девочка и сама о себе прекрасно позаботится. Когда Верда снова его достала так, что захотелось просто побыть одному, он покинул галерею через черный ход, в надежде справиться с начинавшейся головной болью. Она выскочила на мороз почти следом, на ходу застегивая пальто и наматывая на шею шарф, ее лицо было каким-то брезгливым и утомленным одновременно. Как он ее понимал. - Я так и знал, что ты сбежишь… Потом он, кажется, стал оправдываться, пытаясь дать ей понять, что у него не так много общего с людьми там, в галерее. Зачем, спрашивается? Отчего вдруг так сильно захотелось, чтобы она думала о нем хорошо? Должно быть, усталость. - Мне тебя пожалеть? Эта была та вещь, в которой он меньше всего когда-либо нуждался. - Да нет, обойдусь. У всего есть своя цена, – он протянул ей фляжку. - Выпить хочешь? Она выпила, но водка явно не была в списке ее любимых алкогольных напитков. На глазах выступили слезы, она сложила губы буквой «о», переводя дыхание. И отчего-то ему очень захотелось спросить: «Как ты относишься к сексу без взаимных обязательств?». Но что-то подсказывало, что она скажет «Плохо» и уйдет, куда глаза глядят, а именно ее в эту ночь никуда не хотелось отпускать. Может, потому, что ему уже очень давно не хотелось улыбаться, глядя на кого-то другого, кроме Славы. *** Он любил готовить, правда, уже давно редко делал это для себя, разве что для Славы, когда было кому его похвалить или с преувеличенным азартом помочь. Но Гермионе незачем было знать, что утка - плод усилий поваров ресторана в двух кварталах от Косого переулка. Сам он мог не хуже, и это главное. Что до глинтвейна, то он не нашел всех необходимых специй, камин слегка чадил, но если ей было «прелестно», то кто он такой, чтобы спорить. - Десерт хочешь? - Десерт? - У меня есть мороженое. - По такому холоду? Пожалуй, я откажусь. И правда, зачем ей сладкое? В ее непокорной гриве и так достаточно прядей медового и шоколадного оттенка. - Ну, как знаешь. Мне понравилась наша прогулка. - Мне тоже. София такой же красивый город, как Лондон? Он улыбнулся. - Красивый, но иначе. Приезжай ко мне в гости, я тебе все покажу, – он ухмыльнулся. – Хотя лучше не обещай, а то ведь опять обманешь. Гермиона обняла руками колени, виновато глядя ему в глаза, как большой сенбернар. Похоже, она действительно была чертовски пьяна. - Ты очень на меня злился? Он честно кивнул. - Очень. А потом подумал, что если ты счастлива, то так и должно было быть. Я ведь тоже всем доволен. У меня есть мои картины и Слава. Она кивнула, губы слегка дрожали. «Если заплачет, я ее поцелую», - но она не заплакала. - Не сказать, что я всем довольна, но у меня есть Рон и мои больные. Этого достаточно. - Для чего? - Для спокойствия. - У тебя кто-то есть? – глупый вопрос, но он его задал. - Нет, и слава Богу. Я не чувствую себя готовой к каким-то эмоциям и переживаниям, даже спустя столько лет после смерти Рона. А у тебя? - Нет, и слава Богу, – он улыбнулся. – В мире осталось не слишком много искренности. Тратить остатки своей на кого ни попадя... Для того чтобы кого-то любить, у меня есть Слава. - Ты эгоист. - А ты трусиха. - Хорошая подобралась компания. - Да, душевная. Ее губы дрогнули. «Рассмеется - я ее поцелую», - но она не рассмеялась. Ну что за женщина, все время не оправдывает его ожиданий! Гермиона не очень уверенно встала. - Ну, мне, пожалуй, пора. Попробую вспомнить навыки аппарации. Давно этого не делала. - Оставайся. - Даже если у тебя есть лишний диван и теплый плед... Это заманчиво, но завтра рано на работу. Виктор подумал: ну что он весь вечер играет в какие-то игры? Рассмеется, заплачет… Ну, пошлет к черту - и что? Ничего не изменится. Его жизнь не станет ни хуже, ни лучше, а если не пошлет, то они оба взрослые люди и могут позволить себе немного ностальгии. - Речь не о комнате для гостей. Выставка продлится еще неделю, мы могли бы провести это время вместе, – она выглядела удивленной. – Я не предлагаю тебе ни руку, ни каких-то романтических бредней, мне все это не нужно, да и тебе, похоже, тоже. Ты мне нравишься, и это не какая-то иллюзия из детства. Просто нравишься. Я не собираюсь в тебя снова влюбляться, да у меня и не получится, но мне хорошо с тобой есть, говорить, и, думаю, спать мне бы с тобой тоже понравилось. – Гермиона молчала. Трещал огонь, и недостаток гвоздики в стакане с глинтвейном чувствовался особенно остро. Определенно не «прелестно». – Ну, скажи что-нибудь, хотя бы то, что тебя это не интересует. Я пойму и не стану делать из этого трагедии. - Я пытаюсь вспомнить, - честно сказала она, - побрила ли я утром ноги. Спонтанных свиданий у меня не было… Дай вспомнить… Да, в общем-то, никогда... Он расхохотался, весело, честно. Все же она была милой, иногда чокнутой, но милой. - Это значит - да? - Это значит - завтра, Виктор. Я заканчиваю в восемь, если ты заедешь за мной часов в девять, мы можем где-нибудь поужинать. Если я не открою дверь или если ты не приедешь - значит, мы протрезвели и в нас проснулось здравомыслие. Она быстро написала адрес, словно боясь немедленно передумать. Он поднялся и помог Гермионе надеть пальто, застегнул верхнюю пуговицу, сам замотал шарф и вдохнул терпкий свежий аромат ее волос. - Ну, пока оно не проснулось... У нее были очень гладкие и мягкие губы, в отличие от его вечно сухих и потрескавшихся. Сначала их не щадил ветер в лицо на тренировках, а потом они, видимо, просто решили, что быть зимой грубыми им привычней. Но, похоже, Гермиона была не против... Твердый кулачок мягко надавил на его грудь, она сделала шаг назад, но ее растерянный взгляд льстил. Виктор знал, что увидит ее снова. Продолжение следует
Marta: Ваш Виктор - прекрасен. И даже каноничен. Ведь если задуматься, то он первым увидел в зубрилке-страшилке (близкие друзья попрежнему считали ее бобрихой? ) красивую девушку. И переписывался, наверное, потому, что разглядел в красавице умницу.
Tasha911: Marta Мне во время написания этого фика он тоже нравился.
Lantana: Tasha911 Я никогда не читаю гет. Я Вам говорила? Но увидела Ваше имя и решила отступить от правил. Теперь я понимаю, как Вы загрузили Вашу бету. Но это того стоило. Это не дамский роман. Это рассказ о живых и понятных людях. Впечатление очень сильное.
Tasha911: Lantana Я рада, что Вам понравилось. Значит мучались не зря )
www: Tasha911 Утром на "Сказках" нашла "Разнообразие шрамов" - удивилась, пока искала эту историю в разделе "Гет" увидела "Подарок" - снова удивилась, когда разглядела "Встретимся?" - нервы не выдержали, пошла в "Джен" на разведку, ничего не нашла, расстроилась. Прочитала про Гермиону и Виктора с удовольствием, а история будет достаточно большая?
Tasha911: www Спасибо и нет, не очень большая. Джен... Я и от гета с валерьянкой отходила )))
www: Tasha911 Я то вчера валерьянкой отпивалась из-за количества находок и из-за того в каком разделе они лежали, т.к. гет не люблю читать. А Вы почему? Неужели не любите писать?
Лучик: Tasha911 а гет в твоем варианте хорош (начала читать другой аж)
Tasha911: www Угу... Я не люблю писать гет Лучик Пасиб, но все равно как-то...
Лучик: Tasha911 знаю что не потеме, а что гета в "течении" не будет?
Tasha911: Лучик Угу...
www: Tasha911, не надо плакать, Вы действительно не зря мучались.
Tasha911: www Спасибо )
Лучик: Tasha911 ты меня растроила((( а я на Драко/Герми надеялась, ну хоть тут что-то будет
Tasha911: Лучик Угу в смысле будет, мне оттого и горько, но без деталей... Наверное...
Espada: Признаться честно не очень люблю ГГ/ВК. Но в вашем фике... Так грусно*вздохула* П.С. Буду с нетерпением ждать продолжения.
Tasha911: Espada Спасибо, уже...
Tasha911: *** - Гермиона! Ты снова подключила камин? – голос Джинни звучал до отвращения жизнерадостно. - По необходимости. У меня пациенты через час и мне нужно зелье от похмелья. Результат чертова "Алказельцера" равен нулю. - Буду через три минуты. Спасать друзей - мой первейший долг и... - Заткнись! - Все так плохо? - Поторопись. *** - Вот, - Джинни сунула ей под нос стакан с жидкостью асфальтового цвета, пахнущей сероводородом. – Самое безотказное средство, этим мама лечит Фреда и Джорджа после их загулов. - Я не умру? - Нет, оно испробовано еще и на Гарри на третьи сутки после рождения Лили. Если учесть, что он все еще жив... – Гермиона не стала слушать дальше, она залпом опрокинула в себя содержимое стакана. Ее ощутимо передернуло, но в голове сразу прояснилось. Джинни, из уважения к ее состоянию, заговорила на полтона тише: – Ну и с кем мы так набрались? Только не говори, что в одиночестве, я впаду в депрессию. Гермиона отрицательно покачала головой. - Нет. Я последовала твоему совету и пошла на открытие выставки Виктора Крама. - И как все прошло? Наверное, в ее улыбке сквозила издевка. - Чудесно. Я узнала, что он плакал над фильмом «Мост Ватерлоо», и согласилась с ним переспать. - И вы?.. Лицо Джинни светилось любопытством. - Нет, я была не в состоянии вспомнить, брила ли утром ноги, и решила, что это прекрасный повод все перенести на сегодня. - Надеюсь, ты ему это не сказала? - Угу, сказала. Черт, мне нельзя пить... Джинни кивнула. - Определенно, нельзя. И тебе стоит полистать справочник «Все, что должна знать ведьма». Есть, черт возьми, специальные чары. Мужчины не любят слушать о таких вещах, они предпочитают думать, что у нас в принципе на ногах не растут волосы. Сходила бы в туалет, пара взмахов палочкой - и... Гермиона посмотрела на нее нежно и терпеливо, как на душевнобольную. - О чем ты говоришь? Я едва не совершила ужасную ошибку! Джинни недоумевала. - Какую же? - Я... он... Это все как-то неправильно. Я не хочу никаких отношений, мне не нужны эмоции, но он так это предложил... Понимаешь, так, как нужно - неделя без обязательств, без эмоций, просто секс и приятная компания, а я смотрела на него и думала: почему нет? Сколько лет у меня не было секса? Не было именно потому, что я боялась, что за ним последуют отношения, а трахаться с первым встречным было не по мне. И тут появляется Виктор... Он был мне приятен когда-то, он приятен мне и сейчас, но уже совершенно по-новому. И плевать на все, я знаю, что он меня не полюбит, уедет в свою Болгарию с парой хороших воспоминаний, и это все. - Ну и что плохого? Разве это не то, чего ты хотела? - Я думала об этом с самого возвращения домой. Это страшно, Джинни. Что если я поверю в возможность оживить что-то давно умершее? Как мне дальше с этим жить? Что я начну искать? Мне будет так неуютно одной в этом доме... Подруга обняла ее за плечи. - Слишком много у тебя вопросов. Первый шаг - всегда самый страшный, Гермиона, но, знаешь, всем когда-то нужно его сделать. Что, скажи, такого ужасного с тобой может случиться? Он влюбится в тебя? По-моему, вы это уже проходили, и Крам не резал себе вены и не писал тебе душераздирающих писем. Ты влюбишься в него? Гермиона, лучше переболеть любовью к живому человеку, из плоти и крови, чем вечно хранить верность мертвому. А может, случится так, что ничего не произойдет вовсе, это будет только твой крошечный шаг по жизни. Возможно, он заставить тебя пару раз заплакать, но ведь возможно, что ты даже улыбнешься. А все эти глупости и неловкости забудь. Мы все уже давно переросли подобное. Я скажу тебе, что очень рада, что в твоей жизни появился этот чертов болгарин. Хоть какое-то разнообразие. Зелье подействовало полностью, ругать себя Гермионе отчего-то расхотелось. - Думаешь, мне стоит пойти, если он приедет? - Сама думай. Это же ты у нас вундеркинд, а я так, всего лишь жена героя. Гермиона невольно рассмеялась тому, как Джинни насмешливо начертила волшебной палочкой нимб у себя над головой. - Ладно, я думаю, что я пойду, а если возникнет лишняя неловкость, то мы всегда сможем объясниться и прекратить все это. Виктор из тех людей, с которыми легко объясняться... Джинни сменила нимб на пару рожек. - У него все еще кривые ноги и одна бровь? - Угу... Подруга поморщилась, но затем ухмыльнулась. - Знаешь, при некоторых позах - это достоинство! Я не о брови, разумеется. Гермиона почувствовала, что головная боль возвращается. - Просто заткнись, я опаздываю на работу. *** - Мисс Рейджерс, помните: полоскать два раза в день, и я жду вас послезавтра, как только пройдет воспаление. Если вдруг оно не до конца спадет, позвоните, и мы немного перенесем прием. - Спфасипфо, дохтор Уисли. - До встречи. На часах было четыре. Если честно, то она нервничала почти весь день. Принимать решения ей всегда удавалось легко, а вот следовать им... Что если Виктор потащит ее на очередную тусовку своего окружения? Ей будет, по меньшей мере, неуютно, да и, кроме того, ей совершенно нечего надеть. Были, конечно, очень красивые мамины серьги с рубинами, но под них не подходило ни одно из ее платьев. Не говоря уже о том, что вечерний туалет с коричневым шерстяным пальто в рыжие и бежевые крапины - это как-то... Нет, было еще штуки три пуховиков на выбор, и даже модная шубка из искусственного меха, которую она купила за бешеные деньги, скорее всего, в силу пацифизма, чем по иным причинам, но та после химчистки, в которую Гермиона носила ее осенью, как-то неожиданно для всех из нежно-кремовой стала ярко-розовой. Розовое с рубинами, оправленными в золото... Прелесть. И от чего ее, спрашивается, снова затошнило? - …вы представляете... Семь лет без единого пропуска по болезни. Мистер Хатчерс, идите сегодня к Саре! Сара... Сколько лет вы тут работаете? - Три года. - Вы слышите? Да она просто профессионал и наверняка справится с какой-то крохотной пломбой. Ну разве стоит по таким пустякам, как воспаление десны, обрекать доктора Уизли на отсутствие хорошей прически на первом свидании? Мистер Хатчерс, у вас взгляд эксперта в вопросах взаимоотношений полов. Ну, будьте же снисходительны, мой дорогой. Брюзга Хатчерс находился под Империо пышного бюста Джинни, удачно подчеркнутого фисташковой водолазкой, и ее же воркующих интонаций. Сара, одна из молодых специалистов ее клиники, находилась уже вообще непонятно под чем, иначе с чего бы эта робкая прыщавая девица так рвалась в бой? - Я вам обязательно помогу. Джинни, облаченная в золотистую куртку, скорее всего, из драконьей кожи и голубые стильные джинсы, вскочила, едва заметив Гермиону. - А вот и наш доктор. Давайте все вместе попросим, чтобы она согласилась пойти со мной по магазинам. Хатчерс, худой рыжеволосый клерк, замучивший еще ее отца своими полночными звонками с жалобами на пародонтоз, который сам у себя раз в месяц диагностировал, покорно закивал: - Ну конечно, доктор Уизли, мы рады, что у вас свои планы, – она глазам не верила: этот тип ей только что игриво подмигнул. – Я с удовольствием воспользуюсь помощью Сары. - Что ты с ними сделала? - шепотом спросила Гермиона. – Хоть понимаешь, что только что бросила дитя в пасть дракону? Джинни пожала плечами. - Да ладно тебе, он нашел свежие уши, а она пока не знает, что он из себя представляет. На пару недель это идеальный союз, потом кто-то взвоет, но это будешь уже не ты. Макс, что у нее там дальше по записи? Администратор клиники виновато потупил взгляд. - Ничего срочного не было, доктор Уизли, и мы с миссис Поттер либо переписали пациентов к другим врачам, либо перенесли их визиты на другие дни. - Я теряю деньги, - сухо заметила Гермиона. Джинни легкомысленно улыбнулась. - Да ладно, зато обретаешь частичку себя. *** У Джинни был миллион недостатков и, по мнению Гермионы, два настоящих достоинства. Она любила Гарри до безумия и сумела вызвать в нем ответное чувство. Когда-то, глядя на их пару, они с Роном испытывали что-то вроде грусти. Им казалось, что Гарри не умеет любить. Бороться, сражаться, даже ревновать - да. А Джинни всегда жила им, как бы умело ни притворялась порой, что это не так. Она им бредила, грезила, билась с разбега головой о стену, и с годами стало ясно, что она все же ее пробила. И пусть чувства Гарри не были такими яркими и сочными, как ее собственные, но Джинни, как никто, умела наслаждаться их редкими вспышками. Она родилась, чтобы быть ему женой, подругой, соратником... Она не спала ночи напролет, ожидая его с особенно опасного задания, а потом маскировала заклятьем синяки под глазами и, как ни в чем не бывало, кормила его завтраком. Джинни любила Гарри так, как только могла любить - как сына, мужа, любовника и друга. Она дышала им, и как-то постепенно стало понятно, что он тоже ею дышит. Гермионе было жаль, что Рон не дожил до того дня, когда выяснилось, что все его опасения по поводу счастья сестры были беспочвенны. И какая разница, что у них самих все было иначе - со ссорами, ревностью и скандалами. Так ли важен путь, если в итоге он ведет к радости? - Мадам Малкин? Что ты, Гермиона, этим миром давно правит иной бог - Луна Лавгуд. - Что?.. - Верь мне, все не так страшно, – улыбнулась Джинни. Она поверила, перешагнув порог магазина и поняв, откуда взялись особенно стильные и экстравагантные платья половины присутствовавших вчера на выставке дам. Второй шок она испытала, взглянув на цены. - Джинни, я не уверена, что готова столько потратить. - Для старых друзей у меня хорошая скидка. Они обернулись. Луна Лавгуд выглядела, как ни странно, божественно в пиджаке, который, как казалось, до нее носили три поколения рабочих в угольной шахте, черных шелковых брюках и с бриллиантовой подвеской на шее, выполненной в форме редиски. Гермиона только сейчас заметила, что этот знак, вышитый серебряными нитями, красуется на каждом лейбле. - Остается надеяться, что очень хорошая скидка, – тихо заметила она. Луна небрежно повесила на спинку стула мантию, на спине которой красовался портрет ее обнаженного по пояс мужа с сыном на руках. Надо сказать, что в стразах Невилл выглядел лучше, чем в жизни, ну, или Гермионе нравилось думать, что это стразы. - Работа предстоит серьезная, - заметила Луна, обращаясь к Джинни. – Куда идем? - На первое свидание. - Ну, тогда, пожалуй, ничего вычурного. *** До девяти оставалось пять минут, а Гермионе очень хотелось запереть дверь на все засовы и убить незнакомку в зеркале. Эту холеную женщину с рубинами в ушах, в невообразимом черном платье с глубоким декольте и с пышной юбкой, до колен затканной огненно-красными фениксами, она не хотела знать. Волосы, усмиренные в пучок на затылке, тянули веки к вискам, делая ее похожей на китаянку. Умеренный макияж и одолженная Джинни шубка... Боже, как она себя ненавидела! Хотелось кричать: «Нет, это не я! Ну, на кой черт мне все это нужно?». Ее желание нравиться осталось где-то далеко в прошлом, а сейчас хотелось одного - покоя. Но Виктор не мог дать ей покоя, скорее, он привнес в жизнь хаос, мириться с которым становилось все труднее. Звонок в дверь. «Нет, не пойду, мне не нужно...». Но она пошла. Хватит с нее нелепых и невнятных объяснений. Она откроет дверь и честно скажет: «Прости, я старалась, но не могу. Вчера я почти хотела быть с тобой, а сегодня поняла, что не готова даже к роману на неделю, без каких бы то ни было обязательств. Я чувствую себя глупо и нелепо, а я ненавижу подобное чувство». Открывая дверь, Гермиона зажмурилась и выпалила: - Виктор, я... – она открыла глаза и осеклась. На нем был пуховик, белый свитер под горло, темно-синие джинсы и удобные спортивные ботинки. Разглядывая ее вечерний туалет, он улыбался - правильно, с золотыми бабочками, и хотя у него по-прежнему была «одна бровь», вот только выражать эмоции с ее помощью он явно научился. – Ну и кто из нас идиот? Крам пожал плечами. - Должно быть, оба. Иначе откуда такое стремление друг другу соответствовать? Билетов в оперу я не заказал, как и столик в хорошем ресторане, а ты вряд ли готова к долгим прогулкам по улице и горячим бутербродам. Можно, конечно, было сказать: «Тогда в другой раз», - но ей вдруг стало удивительно легко. У него была какая-то чудовищная способность крушить ее барьеры, а у нее - иммунитет против его защитных рефлексов. Всегда была защита, и был иммунитет. Даже тогда, много лет назад, когда, раздраженная постоянным присутствием в библиотеке этого «бога квиддича» и стайки его извечных поклонниц, хихикающих с учебниками в руках, она обернулась, чтобы сказать что-то неприятное, Гермиона поняла, что он действительно читает с интересом. Увлеченно, абстрагировавшись от всего этого суетного мира. Почувствовав ее взгляд, Крам поднял глаза и робко, виновато улыбнулся. И она осознала, что он ее замечает, пускает в свой изолированный от лишней суеты мирок. Что он простой, и его достает эта его слава, но он так и не нашел способ с нею жить, а потому попросту отгородился. Для него нет всех этих шумных девиц. Однако ему неловко от того, что защитный барьер так груб, просто иначе он пока не умеет. И она улыбнулась ему в ответ. Не могла не улыбнуться. Вот и сейчас тоже... Вместо шубки Джинни она сняла с вешалки свое любимое пальто. - Тут рядом отличный китайский ресторанчик. Я часто заказываю у них еду. Он перехватил ее руку. - Тогда, может, нам не нужно никуда идти? Она замерла в дверях. - Может, и не нужно. Виктор забрал у нее пальто и повесил обратно на вешалку. Снял куртку. - На самом деле, ты потрясающе выглядишь. Прости, что не сказал этого сразу, просто мои редкие попытки быть галантным не всегда уместны. Сегодня тоже, но я надеюсь, ты меня извинишь. - Извиню, - она пошла к телефону. – Что тебе заказать? - Ты меня сейчас убьешь, если я скажу, что люблю пиццу, или просто выгонишь? Она сделала вид, что задумалась. Его холодные пальцы нечаянно дотронулись до ее шеи, вытаскивая из волос шпильки. Дыхание, коснувшееся виска, наоборот, было горячим. Ее ноги сегодня были идеально гладкими, а белье в спальне - свежим, по-домашнему уютным, голубым в белую клетку. Хотя какого черта? Если она все время будет думать о такой ерунде, эта неделя перемен закончится, не начавшись. - Признайся сразу, ты уже ужинал. - Да, а ты? - Я не хочу есть. Может, позже... Ей нравились его губы, это было даже странно. В них, сухих и горячих, было что-то очень правильное, что делало их настоящими. Не робкие, но и не слишком требовательные, живые, честные губы. В первую секунду им обоим казалось, что ни он, ни она толком не умеют целоваться, но только до того момента, как их языки, привыкнув друг к другу, перестали бороться и начали сосуществовать. Он был немного неловким, но очень нежным, она - растерянной, робкой и, может, оттого немного пассивной до той секунды, когда они оба оказались в ее спальне, заваленной книгами. Потом было что-то невероятное, нелепое и до глупости волшебное. - Замечательно, – Виктор ойкнул, упав на кровать, она неловко рухнула сверху в расстегнутом сзади платье. – Вдвойне замечательно, - ухмыльнулся он, с трудом извлекая из-под спины сразу две книги. – Стоматолог, которая читает Ницше и «Все, что должна знать ведьма», я хочу сказать тебе одну ужасную вещь. - Какую? - У меня в кармане куртки осталось обезболивающее зелье, без него я вряд ли в ближайшие пять минут смогу хотя бы пошевелиться. Она аккуратно встала. - Сейчас. В неромантичности этого свидания была какая-то важная составляющая. Оно не пугало, как если бы он повел ее куда-то. На своей территории Гермиона чувствовала себя абсолютно спокойно, а он... Он словно не пришел с мороза, а уже давно был здесь, в этой комнате, просто раньше ей удавалось его не замечать. Самообман, конечно, но какой-то правильный. *** - У тебя чертовски тощая задница, даже сидеть жестко. - Зато у тебя божественные руки. Чуть левее... О... Ее ладони послушно переместились на левую лопатку. - И часто с тобой такое? - Падаю на книги во время свидания? Впервые. Спина болит? Время от времени. Это нормально, с каждым годом такое случается все реже. Мне жаль, что испортил тебе вечер. Она усмехнулась. - Я разминала великого Крама. Месяц руки мыть не буду. - Тогда ровно столько я не стану с тобой здороваться. Не люблю грязнуль, - Виктор зевнул. Она заметила, что его язык немного заплетается. Похоже, он и сам это отметил, прикрывая рот ладонью. – Мазь с легким эффектом снотворного. Мой колдомедик искренне верит, что большинство болезней быстрее проходит во сне. Она улыбнулась. - Значит, это не из-за меня? - Женщина в юбке, затканной символами возрождения, как вы могли такое подумать? Я весь пылал до столкновения с «Все, что должна знать ведьма». Ницше, по счастью, был в мягком переплете. - Я убью Джинни. - Разбуди меня через пару часов, заодно напомнишь, кто это такая, - Гермиона поцеловала его в висок. Виктор улыбнулся совсем слабо. - Непременно разбуди. Она кивнула. - Конечно. *** - Я в него влюбляюсь. - Вы еще даже не переспали! Он спит в твоей постели и, наверное, ты его жалеешь, но это не любовь. - Тебе нужно было трахнуться с Гарри, чтобы понять, что это то самое чувство? - Нет, но... - Я тоже не спала с Роном, когда знала, что он мне нужен. Виктор мне нужен, становится нужен. Там, наверху, в моей постели... Не на неделю. Хочу, чтобы это было началом, без заранее оговоренной точки конца. Я полчаса смотрела, как он просто спит там. Это было так хорошо, так правильно... У меня возникла чудовищная необходимость, чтобы он не просыпался еще сотню лет, и, быть может, тогда я пойму, что ему сказать, когда он откроет глаза. Джинни, я хочу, чтобы он остался... - Милая, ты торопишься с выводами. Ты то не жила вовсе, то теперь куда-то очень спешишь. Что ты там этим утром говорила о неделе? Это утратило смысл? - Да... Нет.… О, боже, да не знаю я! Джинни хмыкнула. - Дыши глубже и ни о чем не волнуйся. Может, он надоест тебе через пару дней. Не обязательно начинать что-то, заранее планируя конец. Гермиона кивнула. - И когда ты стала такой умной? - Ну, это легко, когда ты старательно корчишь из себя истеричку. Все, конец связи, я должна укладывать спать Лили. Подробности расскажешь завтра. - Ладно. *** Виктор всегда плохо спал. В его роду практически все мужчины страдали бессонницей и годам к восемнадцати сидели на сонном зелье, как наркоманы. Его мать считала это дурной традицией, поэтому с детства Крам совершал долгие прогулки перед сном или мог часами летать на метле. Благодаря этому сонные зелья на него все еще действовали. Когда он проснулся, то сначала не понял, где находится. Кровать была слишком узкой и непривычно мягкой. За окном светало, но не так, как в его квартире, где из-за огромных окон спать можно было только до рассвета, не так, как в доме в Софии, где каждое пробуждение предвещал робкий стук экономки в дверь. В дом Гермионы утро старалось прокрасться незаметно. Что ж, значит, она его не разбудила… Не то чтобы он всерьез на это рассчитывал. Он сам до конца не понимал, зачем ему все это нужно. Она спала в кабинете перед компьютером, склонив голову на скрещенные руки, в миленьком домашнем халате в синие незабудки. У нее была красивая шея, длинная, с маленькой родинкой рядом с ушком. Такая манящая шея, что он ощутил себя вампиром. Уходить как-то сразу расхотелось. Он спустился на кухню. Холодильник был пуст, кофе на дне банки осталось на полчашки. Наверное, еда в этом доме появлялась, только когда ее мальчик приезжал из школы. Виктор надел куртку и отправился в магазин. Пустые холодильники навевали на него тоску. Он не был гурманом или хлебосольным хозяином, просто для него само понятие «дом» складывалось из уюта, мягкого пледа, чашки горячего чая и Вагнера. В доме Гермионы не было ничего уютного, но шанс привнести хоть что-то оставался. В круглосуточном супермаркете он выбрал продукты, много продуктов - тележка наполнялась молниеносно. Он всегда был несколько расточительным, когда дело доходило до покупок. Верда никогда не жаловалась, но что-то подсказывало, что миссис Уизли его не слишком одобрит. И, тем не менее, он позволил себе не перечить маленьким слабостям. Уменьшив огромные пакеты и разложив их по карманам, он вернулся к ее дому, посетовав на то, что не захватил запасные ключи и теперь ему вряд ли удастся незаметно попасть назад. Гермиона открыла после первого звонка. Она уже была одета в длинную юбку и теплый свитер под горло. Ее глаза выглядели какими-то больными, и от этого ему стало хорошо. Конечно, она не сказала глупость вроде «Я думала, что ты ушел», просто без слов посторонилась, пропуская его в дом. В благодарность за то, что ей его не хватало, он, протискиваясь мимо, поцеловал ее в кончик носа. Гермиона фыркнула, хрупкая гармония этого утра была восстановлена. Она не разбудила его не потому, что он ей совсем не нужен. Виктор уже и забыл, как это приятно - быть нужным хорошенькой женщине. - Мы будем кормить маленькую армию? – спросила она, глядя, как он выгружает и увеличивает покупки. - Я много ем. Она хмыкнула. - Незаметно. - Это ты к вопросу о тощей заднице? Она смутилась. - Вообще-то, мне пора на работу. Я не завтракаю дома, а кофе пью по пути. Он пожал плечами. - Кофе можно и дома. У тебя турка есть? - Что? Глупо было бы надеяться. - Ну, хоть кофеварка? Она гордо улыбнулась. - Есть, в кабинете. - Тебе надо что-то менять в образе жизни, – он разложил покупки в холодильнике. – Ладно, сегодня отпущу тебя без завтрака. – Возьмем одно такси? - Ты можешь остаться, - поспешно заметила она. – Столько всего накупил, позавтракай спокойно. Я оставлю запасные ключи на туалетном столике, бросишь потом в почтовый ящик. - Хорошо. Она не спросила, увидятся ли они вечером, и это было как-то неправильно. - До встречи? – это прозвучало вопросом. - Да, Виктор, конечно. Снова в девять. - Да. Чарующий роман - два смущенных неврастеника. Но, наверное, это была единственно доступная ему сейчас возможность взаимоотношений. Продолжение следует.
Снарк: Очень жизненная история
Ledi-Ri: наконецто я нашла первый фик с пейрингом гг/вк который мне начинает нравится буду ждать проду
Tasha911: Снарк Ledi-Ri Спасибо
Лучик: Tasha911 ой...
www: Tasha911 Спасибо за то, что вытянули из слэша. Попала я из хорошей компании в замечательную, автор не любит писать гет, читатели не любят читать его или пейринг ГГ/ВК, но все это делают и получают большое удовольствие. Спасибо за такую Гермиону, за то, что она встречается не с Малфоем или Снейпом. Спасибо за нормальную Джинни и за то, что у них с Гарри все хорошо. Спасибо за то, что у Вас получается Снарк пишет: Очень жизненная история все так узнаваемо. А в Виктора можно влюбиться.
Bagira: Это просто восхитительно, неподражаемо, изумительно, волшебно, .... словарный запас иссякает от избытка эмоций. Крам здесь - самый-самый замечательный, самый тонко прочувствованный и изображённый.Остаться равнодушной не возможно (помнится, в каноне он мне совсем не понравился)
Marta: Tasha911 ЫЫЫЫ! Черт побери. Замечательная история о двух одиноких, многое переживших людях. Покойная бабушка называла такие "жизненные". Очень правильная Джини - любящая, правильный Гарри - беднягу никто не учил ни любить ни строить отношения с людьми. Я не люблю джен, слеш или гет, я ищу хорошо написанные истории хороших авторов.
Tasha911: Лучик www Спасибо ))) На самом деле любовь и не любовь к чему-то понятия относительные. Я рада, что история вам нравиться, значит, я не зря писала ее такой. Bagira Спасибо за Крама, мне он в каноне если честно нравился ))) Marta Спасибо, особенно за Джинни и Гарри, поклоннику Снарри это был почти вызов. Рада, что справилась.
Sculd:
полная версия страницы