Форум

"HP-Ficathon 2008": "Самое оно", АД/ГГ, NC-17, мини, закончен, для Tamilla

pupirishki: Название: Самое оно Автор: pupirishki Бета: furazhka Категория: слеш Пейринг: АД/ГГ Рейтинг: NC-17 Жанр: на личное усмотрение Размер: мини Статус: закончен Дисклеймер: блестящая мысль новейшего селекционного исследования по скрещиванию этих персонажей (остальных, видимо, уже не хватает) принадлежит Ей  Спасибо! Саммари: написано по случаю чьего-то 19-го ДР (HP-Ficathon - 2008 на "Астрономической башне"). Желание: хочу фик гельбус. НЦ, когда они молоды, любовь, борьба за власть, планы по захвату мира, предательство и дуэль, но исход - хеппи энд, и они жили долго и счастливо... и все это с юмором. Tamilla Спасибо: Tamilla за «тернии к звездам!». Отдельная благодарность 6-й книге.

Ответов - 5

pupirishki: Первые лучи солнца блеснули на шпиле Астрономической башни. Один луч тонкой струйкой просочился в крошечный зазор между тяжелыми светонепроницаемыми шторами. Слабая струйка света бледным сиянием легла по ковру, затем, постепенно окрепнув с полным восходом солнца, вытянулась и остановилась на кровати, завершив свое восхождение на руке, лежащей поверх одеяла. Иссохшая, морщинистая рука старца, почерневшая от наложенного проклятия, дрогнула. Директор Дамблдор пошевелился, разбуженный теплом в обычно холодной, как у мертвеца, руке. Но он не вставал, продолжая лежать с закрытыми глазами. Сильнейшая боль, не оставлявшая профессора с того момента, как кольцо одарило его проклятьем, сегодня впервые отступила. Можно было представить, как еще совсем недавно Дамблдор просыпался в добром здравии, не терзаемый страшной болью. Старик улыбнулся этому ощущению. На некоторое время он забылся, погруженный в приятные мысли. Вдруг какая-то смутная, неоформленная до конца мысль заставила сердце судорожно сжаться. Когда спустя мгновенье в голове профессора всё упорядочилось, веки его затрепетали и открылись. С шумным вздохом он резко сел в кровати. Мысль, не оставлявшая его ни днем, ни ночью, с новой силой пронзила сознание Дамблдора. Цепочка, каждый раз приводящая к ней, оставалась неизменной: постоянная мучительная боль – зелье Снейпа, приносящее временное облегчение, - Снейп, сообщающий об угрозе, - угроза – и Драко Малфой. Дамблдор понимал, что более нельзя откладывать принятие решения, которое раз и навсегда поставит точку в этом деле. Бездействовать дальше значило подводить ситуацию к той критической грани, после которой она станет стихийной и неуправляемой. А этого профессор допустить никак не мог. Надо было что-то делать. * * * - И что ты будешь делать? - Геллерт растянулся рядом с Альбусом. Нещадно палящее солнце июля 1898 года, казалось, задалось целью выжечь всё живое. Ни малейшего дуновения ветра. Все стремились укрыться от невыносимого зноя, только двум юношам всё было нипочем. Этот день они проводили на озере, купаясь и загорая. Геллерт только что вышел из воды и лег на полотенце рядом с Альбусом, попутно нарочно обрызгав его, быстро крутя из стороны в сторону головой. - Единственное, что остается, это действовать решительно, - Альбус сел, снял очки и принялся краешком полотенца вытирать забрызганные стекла. Сегодня, как, впрочем, и в остальные дни, их разговоры были заняты одним – грандиозными планами по завоеванию мирового господства. - А подробнее? – Геллерт повернулся на живот, подложил под голову руки и замер. - Существует несколько вариантов, - Альбус посмотрел на лежащего рядом юношу. Несмотря на то, что тот находился совсем рядом, из-за сильной близорукости Альбус видел только расплывчатый силуэт: длинные золотистые волосы, мокрые и слипшиеся, скрывавшие часть лица Геллерта, развернувшегося к нему, а также спину, покрытую темным загаром и капельками воды, которых он не мог разглядеть, но о которых догадывался по слепящим, сверкающим искрам, исходящими от них. Он медленно опустил взгляд ниже, на ягодицы юноши. Кожа здесь не отличалась белизной и была такая же загорелая, как и всё тело, потому как купались и загорали они всегда обнаженными.

pupirishki: - Альбус! – Геллерт приподнялся на локте и в последнее мгновение перед тем, как друг поспешно отвернулся, уловил направление его взгляда. – Прекрати пялиться на мой зад, - с усмешкой сказал он, - тебе всё равно не видать его как своих ушей. Пора бы уже смириться с той мыслью, что сверху всегда буду я, потому что я – главный! Такая сверх всякой меры самоуверенность, исходившая от юнца, который к тому же был на два года младше, вызывала у Альбуса неизменную ироничную улыбку. Он понимал, что в большинстве случаев, планы и предположения Геллерта были утопичны, и о воплощении их в жизнь не стоило и думать. Но он никогда не доказывал другу его неправоту, не указывал на ошибочность его мнений. Каждый раз он просто внимательно выслушивал подростка до конца, а после высказывал свой вариант, который по сути был таким же, как и у Геллерта, только лишенный неосуществимых планов и более приближенный к реальности. Альбус делал всё это не по причине чрезмерной тактичности, свойственной ему от природы, а оттого, что Геллерт был очень вспыльчивым подростком, который в одно мгновение мог обидеться и скрыться, не давая о себе знать на протяжении нескольких дней. С ним было неимоверно трудно вести диалог не только на глобальные темы, а подчас и просто болтать о банальных вещах. Но вместе с тем, Альбус не мог сердиться на него или корить, потому что в данный момент он больше всего на свете боялся, что из-за случайно оброненного слова очередная недавняя близость между ними окажется последней. Альбус знал, несмотря на то, что Геллерт сам каждый раз являлся инициатором, для него ничего не стоило раз и навсегда покончить со всем, если что-либо встанет на пути к осуществлению его Плана. По большому счету, Альбусу было наплевать на эту сверхидею мирового господства. Он просто бесконечно дорожил отношениями с ним, ведь не только в сексе, но и по жизни вообще Геллерт был увлеченной и открытой для всего нового натурой. Каждый раз он со всей страстью овладевал Альбусом, иногда в момент оргазма на выдохе шептал ему в ухо слова, суть которых была неразличима. В этот миг Альбусу больше всего хотелось верить, что он для Геллерта больше, чем просто друг и любовник. Но уже после того, как они одевались, и Геллерт поворачивался к нему со своей неизменной нагловатой усмешкой, Альбус понимал, что ничего такого нет и быть вовсе не может. Осознание этого каждый раз причиняло ему боль, но отказаться от отношений с ним он не мог. - В таком случае, главный, что предлагаешь ты? – спросил ни чуть не смутившийся Альбус и одел очки. - После того, как у нас будет всё, что нам необходимо, мы начнем действовать в открытую. Тех, кто примет нашу сторону мы приблизим, будем поощрять, но всегда держать в поле зрения и контролировать каждый шаг. А тех, кто посмеет противостоять нам, мы, с помощью нашей неограниченной власти, заточим в темницы. Я даже специально такую построю, для особо сопротивляющихся волшебников, с невыносимыми условиями содержания в ней. Таков краткий план действия. Как тебе мой вариант? – Геллерт сел рядом и в ожидании очередной похвалы и одобрения с улыбкой смотрел на Альбуса, чуть повернув голову. Но тот не спешил с ответом, в задумчивости глядя перед собой. - Плохой вариант, - наконец, медленно ответил Альбус. Впервые он настолько открыто перечил другу. Он повернул голову и решительным взглядом ответил на недоумевающий взгляд Геллерта. * * * Спустя час профессор, неожиданно для самого себя задремавший, открыл глаза. - Плохой вариант, - тихим, лишенным какой-либо интонации голосом повторил он. В последнее время Дамблдор всё чаще мыслями возвращался в свою юность. Многие воспоминания, вновь переживаемые им, вызывали у него улыбку, но чаще меж серебристых бровей старого волшебника появлялась глубокая складка; порой чувства из далекого, но отнюдь не забытого прошлого заставляли его глаза увлажняться, и редкая слезинка срывалась с ресниц, спеша скорее утаиться в бороде.

pupirishki: Все эти воспоминания, как плохие, так и хорошие, отвлекали профессора от главного. А вместе с тем, времени становилось всё меньше. Дамблдор понимал это, каждый раз сердился на себя, но ничего не мог с собой поделать. К обеду, окончательно собравшись с силами, он спустился в свой кабинет, разложил на столе карту, поверх неё несколько огромных книг и множество свитков. Профессор полностью погрузился в них, попутно делая какие-то записи. Он твердо решил именно сегодня найти ответ на терзавший его вопрос, гоня от себя прочь все воспоминания, которые с навязчивостью диких пчел, роящихся над сладкой ватой, не покидали его голову и мешали сконцентрироваться на деле. Какое-то время ему это даже весьма неплохо удавалось. Но из-за невероятного напряжения, спустя несколько часов, профессор без сил опустился в кресло и на мгновение прикрыл воспаленные веки, чтобы дать себе хотя бы минуту отдыха… * * * Дамблдор очнулся ото сна, выпрямился и с тихим стоном снова откинулся на спинку кресла. В кабинете уже становилось темно. Всего на минуту закрыв глаза после напряженной работы с архивными документами, он погрузился в глубокий сон, который продлился несколько часов. Но, несмотря на это, профессор чувствовал себя разбитым и утомленным. Он попытался встать – и не смог. Когда ветер дул с запада, он приносил запах соленого моря и затяжную ломоту в суставах. Но самая сильная боль концентрировалась в левой руке. В последнее время она стала практически невыносимой. Единственные моменты облегчения наступали, когда рука, после продолжительного покалывания и судорог, немела окончательно. Потирая почерневшую руку, профессор думал о том, как хорошо было, если бы сон, где нет этого мучения, не прекращался отныне никогда. У него больше не оставалось сил жить с этим. - Это самое оно, - тихо проговорил Дамблдор, - самое оно… Так оно, пожалуй, будет лучше… Профессор припомнил, как Трелони часто жаловалась на то, что он игнорирует предупреждения, которые сообщают ему карты, много раз за последнее время раскидываемые ею. Жаловалась, будто он не верит ей. Дамблдор, улыбнувшись, медленно покачал головой. Даже если весь мир перевернется с ног на голову, единственным человеком, в разумность речей которого он неоспоримо поверит, будет безумная на первый, а подчас и на все последующие взгляды, профессор Трелони. - Как она сказала? – тихо, не обращаясь ни к кому, проговорил Дамблдор. - Башня молний, кажется…Да, Башня молний. Что ж… Директор разложил перед собой чистый лист пергамента и потянулся за пером, что бы написать Гарри, что он хочет как можно скорее увидеть его в своем кабинете. Закончив и отослав свиток, профессор, ожидая прихода мальчика, откинулся в кресле. Довольно продолжительное время он сидел абсолютно неподвижно. Он закрыл глаза и в последний раз стремительно перебирал в памяти образы и мгновения прошлого, которыми особенно дорожил, и которые заставили его сердце в последний раз приятно сжаться. Профессор улыбнулся своим мыслям, внутреннее успокоившись и окончательно всё для себя решив … Дамблдор встал, взял с вешалки длинный черный дорожный плащ и подошел к окну ровно за мгновенье до того, как с нетерпением забарабанили в дверь. Старик приподнял почерневшую руку и в последний раз подставил её под золотые отблески садившегося за окном солнца. - Входите, - не оборачиваясь, спокойным голосом ответил он уже после того, как Гарри ворвался внутрь. Конец.


toma--kan: - Плохой вариант, - тихим, лишенным какой-либо интонации голосом повторил он. ИМХО, точное саммари парочки АД/ГГ. Такой атмосферный фик. Без ангстовости, но с грустинкой.

Tamillla: спасибо за проделанную работу :) прикольно описание Дамблдора в старости.



полная версия страницы