Форум

"Жизнь после 7 канона": "Семь кадров", драма, джен. РЛ, НТ, ММ, ДУ, КШ, ГП и др. PG. Оконч. 11.10

Sige: Название: Семь кадров (Seven Photographs) Автор: Casira j Ссылка на оригинал: http://casirafics.livejournal.com/440900.html Переводчик: Sige Бета: ddodo Персонажи: все-все-все Рейтинг: PG Дисклеймер: все принадлежит JKR Примечание от переводчика: фик переведен на фест «Жизнь после 7-го канона». Автор написал этот фик 23 июля – поэтому в нем не учитываются дополнительные сведения, сообщенные Роулинг в интервью и чате. Наиболее чувствительные читатели - запаситесь платочками. Я честно предупредила :-)

Ответов - 45, стр: 1 2 All

Sige: 1. В замке, наполненном жестоким хаосом, конец пришел с удивительно милосердной тишиной. Несмотря на все усилия, Ремус был загнан в угол. Долохов, изрыгавший заклятия пополам с язвительными насмешками, использовал чудовищную тактику: так воздействовал на проклятье в крови Ремуса, что того перестали слушаться конечности, а волк стал постоянно выходить из-под контроля, без всякой связи с луной. Долохов смеялся. Смеялся и тратил время на оскорбления – слабость Пожирателей Смерти, подумал Ремус, но у него уже не хватило сил, чтобы воспользоваться этим. – Жалкое зрелище, – ухмыльнулся Долохов, склоняясь над Ремусом и тыкая палочкой в его отчаянно бьющееся сердце. – Может, стоит позвать твоего старого друга Фенрира, чтобы покончить с тобой? Он выпрямился высоко поднимая палочку, из которой вылетел сноп ядовито-красных искр. Ремус, чувствуя боль в сведенных судорогой руках, с тошнотворным ужасом ждал того, что должно произойти. Но в этот момент вспыхнул еще один залп, и Ремус изумленно уставился на того, кто сразил нападавшего. Долохов повалился на землю, хватая ртом воздух. – Что… – выдохнул Ремус – у женщины, переступившей через Пожирателя, были розовые волосы, неоново-яркие даже в этом тусклом свете, и это лицо… он узнал бы его из миллиона – прекрасное, любимое лицо. – Я не могла не прийти, – сказала она, опускаясь рядом с ним на колени. – Ведь я аврор, это моя работа. – Тонкс… – И я не могла оставить тебя. Она накрыла его руку своей, и Ремус, задохнувшись, пытался отпрянуть – ведь он не был собой и не мог перенести, что она касается его, когда он в таком состоянии – с развороченными костями и суставами, которые вот-вот могли превратиться в волчьи. Но она, неотрывно глядя на него, не отняла руку. В другой она по-прежнему держала палочку – вот умница! – но высвободила два пальца и отвела прилипшую к его лицу прядь волос. – Я не могла оставить тебя. Вокруг них по-прежнему шумела битва – и под ними тоже: пол крохотной ниши, в которой лежал Ремус, ходил ходуном. Ремус сделал прерывистый вдох. Думать об окружающем мире было трудно, но один маленький драгоценный образ не покидал его даже здесь. – Тедди… Тонкс подалась ближе. – Он в безопасности. Ее голос звучал так убедительно, что даже посреди всего этого хаоса Ремус поверил ей. Он наконец выдохнул – и с удивлением обнаружил, что наложенное Долоховым проклятье утратило свое действие. Его тело расслабилось, прекратило борьбу с самим собой, и рука, державшая Тонкс, снова была человеческой. Ремус был слаб, но цел и невредим. Подняв взгляд на Тонкс, он посмотрел в ее смеющиеся глаза и улыбнулся. Он не заметил, откуда появились нападающие. Целая толпа поднялась по ступеням – друзья и враги вперемешку, и сложно было сказать, кого больше. Он увидел свет и почувствовал, как руки и ноги обожгло болью. Тонкс вскрикнула и повалилась на него. Ее руки свело судорогой, палочка покатилась по полу. Еще одна вспышка магии разнесла палочку в щепки. – Вот вы оба и попались, – прорычал жуткий, до боли знакомый голос из ночных кошмаров. Его тут же перекрыли крики сражавшихся, но то, что Ремусу удавалось разглядеть поверх тела жены, было неутешительно: оборотень выводил противников из строя одного за другим. Ремус с трудом поднял руку и произнес заклинание – но его сил хватило лишь на слабый патронус, заслонивший их всего на одно мгновение – последнее тихое мгновение. Он вновь уронил на грудь палочку, и Тонкс, безуспешно попытавшись встать, схватилась за нее. Кожу жены рассекали порезы – Ремус понял, что это шрапнель от щепок разлетевшейся палочки. Царапины выглядели, как следы когтей. Такие мог бы оставить волк. – Пожалуйста, – прохрипел он. Говорить было невыносимо больно. – Не дай ему добраться до меня. Слезы струились по ее лицу. Палочка прочертила арку между сердцем Ремуса и ее рукой, вцепившейся в его воротник, – и остановилась у основания пальца с обручальным кольцом. Оставшихся у Тонкс сил хватило бы только на одно заклинание, и Ремус знал, что она собирается сделать. – Нимфадора, – шепнул он. Ее тело дрогнуло от слабого смешка. – К вопросу о непростительных. Ремус понимал, что должен думать о более значительных вещах: о битве, ее участниках и судьбах мира, но сейчас мир вокруг него уменьшился до Тонкс, лежавшей в его руках, и нежности последнего прикосновения ее губ. Он потянулся, чтобы поцеловать ее, – и вкус поцелуя перекрыл боль и крики битвы. – Тедди в безопасности, – прошептала она, словно мантру, ему в губы. – В безопасности. За ними послышался торжествующий рев. Тонкс отпрянула, встретилась с ним взглядом, словно спрашивая разрешения, которое Ремус молча дал. Одно мгновение царила абсолютная тишина, а затем Тонкс произнесла два слова. Зеленый свет вспыхнул, соединив его сердце и руку с кольцом, и боль исчезла. Патронус растаял, как только Фенрир бросился вперед. Долохов, поднявшись на ноги, потирал горло и все еще хватал ртом воздух, но, увидев лежавшие перед ним тела, начал смеяться. Оборотень же только зарычал и оттолкнул его к лестнице. – Давай, займись делом. Тут еще полно работы – убивать и убивать. Все Пожиратели ушли, остался один Фенрир, взбешенный тем, что его лишили законной добычи. В конце концов он последовал собственному совету и с рыком сорвался с места, пока не появились другие члены Ордена. В коридоре было тихо. Последние облачка, оставленные магией Ремуса и Тонкс, поднялись к высокому потолку, незамеченные никем, кроме хогвартских призраков, которые могли видеть два волчьих силуэта, наконец-то вырвавшихся на свободу, прежде чем раствориться в воздухе.

Sige: 2. Вот и отгремела битва. Наконец-то. Было странно возглавлять празднование победы в Большом Зале, в то время как потери были столь очевидными – тела лежали на расстоянии нескольких ярдов. Но Минерва понимала, что это необходимо, и оставалась со всеми, распространяя новости, раздавая указания и в бешеном темпе обмениваясь совами с Кингсли Шеклболтом, чтобы принять самые насущные решения: что делать с телом Волдеморта, кто расскажет семьям погибших о том, что произошло, и как им удастся убедить всех, что все случившееся здесь – правда. Она говорила и говорила – со всеми и с каждым, пока вокруг никого не осталось: кто-то ушел, кто-то обессиленно провалился в сон. Минерва сидела в безмолвном зале и почти ни о чем не думала – ее наконец-то охватил неизбежный шок от случившегося. Отзвуки битвы начали затихать, хотя она все еще могла их уловить – словно они впитались в стены, чтобы задержаться здесь надолго. Вероятно, так оно и было. Вздохнув, Минерва подняла взгляд к звездам над головой. Они потускнели – возможно, из уважения к павшим, – но не исчезли. Они никогда не исчезали. Минерва пережила уже три великих войны – две с Волдемортом и ту, что была прежде. Почти все, кто сражался сегодня, были слишком молоды, чтобы помнить ее: Вторая Мировая, как ее называли магглы, и тенью сопровождавшая ее война с Гриндельвальдом. Минерва до сих пор слышала те голоса, не говоря уже о призраках тех, кто умер сегодня. Арран. Феликс. Отголосок смеха Гвена… Замок помнил их всех – и она тоже помнила. Минерва вздохнула, внезапно почувствовав себя чудовищно старой. – Ох, Альбус, – пробормотала она. – Что я сказала бы тебе, если бы ты был здесь… Она встала со своего стула и медленно пошла по залу. В самом-то деле, подумала Минерва, ей следовало бы уже легче воспринимать подобные события, но вот ведь – в голове так и кружат вихрем воспоминания и растерянные мысли . Волдеморт мертв. Чума двух поколений, Темный Лорд – человек, который проник повсюду и чуть было не завоевал их всех, погиб. И сделал это Гарри: обернул убийственное проклятье против того, кто его наложил, и со всем покончил. Минерва видела это собственными глазами – и до сих пор не могла до конца поверить. Сейчас кругом было тихо и спокойно, звезды безмятежно светили с небес. Минерва откинула назад волосы, потрясенно осознав, что они до сих пор не убраны в прическу, и обернулась, чтобы бросить на Большой Зал последний взгляд. Она замерла на месте, увидев, что зал заполняется призраками. Первой появилась Серая Леди, молчаливо склонив голову в знак уважения. Сразу за ней следовал Почти Безголовый Ник. Когда появились Толстый Монах и Кровавый Барон, Минерва ахнула, осознав, что они не одни. За ними медленно выплывали из воздуха еще четыре силуэта. Призраки факультетов обернулись к ним, преклонили колени и расступились. Минерве показалось, будто она смотрит сквозь толщу воды. Эти призраки были очень древними – древнее самого замка, и долгое время почивали в мире и покое. Они практически не выделялись из окружающего пространства, но в то же время их лица были узнаваемы: доброжелательное, отважное, мудрое и хитрое. Минерва мгновенно поняла, кто перед ней. – Директор, – сказал Годрик. Несмотря на все ее благоговение и сомнения, стоит ли ей поклониться, это слово поразило ее. Она еще даже не успела подумать об этом. – Да, наверное, – пробормотала Минерва. – Мы должны отдать вам должное, – продолжил Годрик. – Сегодня была одержана великая победа. Минерва расправила плечи, но эта похвала не заглушила в ней горечь сожаления. В ее ушах ее все еще звучало эхо последнего смеха Фреда Уизли; она представила себе, как падает на землю маленький Колин Криви, и на мгновение прикрыла глаза. – Мы также потеряли тех, кто был нам дорог. – Такое случается, – мягко проговорила Хельга. – Мы скорбим о тех, кто ушел, и чтим их память. – Что привело вас сюда сейчас? – спросила Минерва, переводя взгляд с одного на другого. – Сложно быть достойным руководителем в такие времена, – сказала Ровена. – Вслед за побежденным злом может появиться новое – последователи и соглашатели, обойденные вниманием и те, кому еще нужно научиться, какой путь выбирать не стоит… Минерва подумала о прошлых войнах, об улыбке Аррана перед падением его самолета, о тех, кого она уважала, пока они не выбрали тьму… Вслух она не произнесла ни слова, но Годрик кивнул. – Мы знаем, что можем доверить это тебе. Ты уже делала правильный выбор. – Но, наверное, не безупречный, – сказала Минерва. – Кто из нас выбирает безупречно? – улыбнулся он. Только призрак слева от нее еще ни сказал ни слова. Минерва ощущала его присутствие и чувствовала, что он тоже заговорит, если захочет. Она внутренне подобралась, подготовившись к его речи, которая не замедлила последовать. – Я должен обратить твое внимание на то, что в каждом из нас есть что-то от всех четверых, – произнес Салазар, хоть и бросил при этом пренебрежительный взгляд на Хельгу. – И каждый может обрести величие. Не дай предрассудкам запятнать его и бросить тень на репутацию какого-либо из благородных факультетов. – Разумеется, – сказала Минерва, прекрасно понимая, что он имеет в виду. В ее голосе появился намек на колкость: – А вы являетесь с наставлениями ко всем новым директорам? Годрик взглянул на нее с веселым удивлением. – Только к тем, кто представляет для нас интерес, – ответила Ровена. – Любопытно, – приподняла брови Минерва. Ровена еле заметно улыбнулась, но никто из призраков не стал отвечать на дерзость. Минерве показалось, что они начали таять – и в голове быстро замелькали мысли, порождая множество вопросов… Но в этот момент Годрик подался вперед и пронзил ее странным яростным взглядом, который потряс Минерву до основания, прежде чем она разглядела в глубине его сочувствие. В ее сознание наконец проникло все величие того, кто находится перед ней, и она потеряла дар речи. – Помни не только горе, Минерва, – произнес Годрик, приложив два полупрозрачных пальца к ее лбу. И она ахнула, когда перед ее глазами появилась вереница видений: живой Гарри, его друзья и соратники, празднующие победу, Большой Зал, который год за годом заполняли улыбающиеся ученики – она узнала их всех: вот заразительно хохочет семнадцатилетняя Тонкс с нелепыми волосами; вот рыжеволосые проказники взрывают повсюду радостные огни фейерверков; вот ребята, называющие себя Мародерами, радостно обсуждают свои тайны… И наконец, Минерва потрясенно увидела девочку с длинной, толстой косой и яркими, внимательными глазами, встретившую в поезде новых друзей… Те же самые глаза распахнулись, и Минерва беззвучно вскрикнула, но призраки уже начали растворяться. Годрик кивнул ей, Салазар просто ступил в сторону и исчез, Хельга помахала на прощание… Осталась одна Ровена. Минерва подумала было, что та собирается еще что-то сказать, но все было проще: Серая Леди, Хелена, коснулась руки матери мимолетнейшим из движений, прежде чем та исчезла. Даже призраки могут горевать, подумала Минерва. Возможно, Хелена услышала ее мысли – прежде чем уплыть прочь, она подняла взгляд и грустно улыбнулась. Над пространством, где только что находились призраки, в помещении, которое еще не раз заполнит детский смех, снова начали ярко разгораться звезды. Минерва посмотрела в самое их сердце, заново пережив оставленные Годриком воспоминания. Затем она развернулась, вышла из зала и закрыла за собой дверь. Всего кадров будет семь, как нетрудно догадаться из названия, так что, понятное дело, продолжение следует :-)

alexi: Я знаю, вы предупреждали, но все же... Спасибо вам и бете.


Dybra: Платочки уже пригодились.

Астис: Вик, я ради этого зарегистрировалась. Честно плакала.

Лис: Очень сильный текст. Чудесная Тонкс. А Минерва с призраками довели до слёз. Жду остальные "кадры".

Sige: 3. В совершенно другом мире – в маленьком и тихом пригороде Сиднея у Моники Уилкинс началось крайне странное утро. Она была в квартале от своего кабинета, когда к ней подошла доброжелательная девушка – доброжелательная, но странно настойчивая, переполненная нервной энергией, которую она попыталась списать на смену часовых поясов из-за авиаперелета. Вообще-то она сказала «путешествия по дымолетной сети», но Моника понятия не имела, что это такое. – Прошу прощения, – сказала девушка с явным британским акцентом. – Я только что прибыла – даже не знаю толком, который час. У меня для вас сообщение. – Сообщение? – Моника рассеянно улыбнулась. – Извините, но я не понимаю, о чем вы, меня ждут пациенты… – Придется им еще немного походить с кариесом, – сказала девушка – и было в ней что-то настолько знакомое, что, даже несмотря на такое необычное заявление, Моника послушалась. И вот она уже сидела во внутреннем дворике своего дома со стаканом холодного чая в руках. Чай приготовила эта странная девушка – причем она будто бы инстинктивно знала, что и где хранится у Моники на кухне и сколько ложек сахара та предпочитает. Моника смотрела на стакан и лежащий рядом мобильный телефон. Она только что вызвала Вэнделла домой посреди рабочего дня. Как странно! – Так что, мисс, – начала Моника, все еще чувствуя, несмотря на растерянность, доброе расположение к незнакомке. – Я… как, вы сказали, вас зовут? Девушка взялась за кувшин. Ее пальцы на мгновение дрогнули на ручке. Моника заметила на них синяки, а ниже, скрытые одернутым почти до основания большого пальца рукавом, прятались бинты. Моника подалась вперед, чувствуя, как ее охватывает глубокая тревога, странная по отношению к незнакомому человеку. – Дитя мое, что с тобой случилось? Девушка посмотрела на нее, широко распахнув глаза. В этот момент дверь внутреннего дворика открылась и вошел Вэнделл. На его лице мелькнула целая гамма чувств: озадаченность, дополненная неловким движением руки, схватившейся за галстук, и вполне объяснимое недовольство, которое уже готово было сорваться с его губ, но испарилось, стоило только Вэнделлу увидеть девушку. Она приподняла кувшин на пару дюймов, но он тут же сорвался вниз и со стуком приземлился на стол, расплескав чай во все стороны. Моника, уставившись на разлитую жидкость, услышала слова Вэнделла: – Вы… Я уже видел… – Я Гермиона. Гермиона Грейнджер. Моника и Вэнделл посмотрели на нее и переглянулись. У Вэнделла был такой вид, словно он пытается что-то вспомнить. – Что же… на кончике языка ведь вертится! – сказал он с извиняющимся смешком и повернулся с этой девушке, Гермионе, качая головой. – Простите, но что вообще происходит? – Просто скажите мое имя, – попросила она. Моника обеспокоенно поднялась со стула. В голове ее крутились странные мысли: дом в Англии, из которого они уехали, полузабытые истории… Какая-то маленькая девочка с копной пушистых волос – очень похожая на эту девушку; стопки книг, и добродушный уродливый кот, и темнеющее небо… Воспоминания то и дело вспыхивали в ее сознании, и Моника внезапно застонала: – Моя голова! Вэнделл бросился к ней и обнял, затем сердито обернулся к девушке. – Что вы подсыпали ей в чай?! Гермиона резко вскочила, опрокинув стул. – Ничего, клянусь! – Вы, совершенно незнакомый человек, проникли в наш дом, расстроили мою жену – да что вам вообще нужно?! – Моника чувствовала, что его трясет. Не только от страха и гнева – он тоже был растерян и чувствовал что-то еще. – Кто вы такая?! Монике казалось, что ее голова распухла, словно что-то теснило ее мысли изнутри, требуя пространства. Она упорно пыталась думать о своей жизни, о том, как настойчиво хотела переехать в Австралию, чтобы начать все с чистого листа, но все это почему-то казалось фальшивым; затем она стала перебирать воспоминания о самых недавних событиях – но они от нее ускользали. Мир утратил прочность, у Моники появилось чувство, будто она стоит в раскачивающейся лодке. И тут девушка произнесла: – Ну вот, придется идти более сложным путем, – и потянулась к чему-то на поясе. Моника взвизгнула. «Пистолет! – подумала она. – Я привела в дом вооруженную грабительницу!» Но девушка вытащила всего-навсего палку – полированную и обшарпанную, и быстро махнула ею в воздухе, хотя Вэнделл и потребовал не делать этого. Ослепительно-яркая вспышка прервала его на середине фразы. Это был свет – всего лишь свет, и знание, и внезапная ясность – словно кто-то сдернул завесу… Моника моргнула. За долю секунды, пока она прикрыла и снова открыла глаза, ее сознание перевернулось. Свет уже погас, но мир стал казаться гораздо ярче. Капли пролитого чая, потревоженные заклинанием, все еще дрожали на поверхности стола. Она слышала звяканье льда в стакане и дыхание, чувствовала, как руки мужа отпустили ее, а затем нежно повернули. Моника и Вэнделл долго смотрели друг на друга. – Ты… – Помнишь? – закончил он. Затем сделал вдох и сказал дрожащим от удивления голосом: – Да. И они одновременно обернулись к своей девочке. Ее лицо светилось надеждой. Она стояла, все еще держа палочку в вытянутой руке, и смотрела, как родители возвращаются в свою реальность. «Это наша дочь, а я ее мама! – осторожно подумала ее мама, боясь, что слова смогут все разрушить. – Она очень умная, и сильная, и отважная – и она наша!» – Гермиона, – произнесла миссис Грейнджер. – О боже, Гермиона! Чары изменения памяти окончательно развеялись. Родители бросились к дочери, и Гермиона обняла их обоих, плача и смеясь одновременно. – Все хорошо, – выдохнула она. – Все хорошо, мы победили, все хорошо. – Гермиона! – ахнул мистер Грейнджер. – Господи, а если бы мы тебя потеряли?! – Ни за что! – сказала Гермиона. – Теперь уже – ни за что. Воспоминания восстановились – целиком и полностью. Миссис Грейнджер изо всех сил сжимала Гермиону в объятьях, чувствуя, как к ней возвращается жизнь дочери – со всеми страхами, тайнами и загадками. «Она жива! Наша прекрасная, замечательная дочь жива!» Они стояли так, пока не выплакали все слезы, пока пропущенные детали истории не встали на место. Гермиона так подробно обо всем рассказала, что под конец они чувствовали одновременно и воодушевление, и ужас, и жуткую усталость. – Все кончилось, – без конца повторяла Гермиона, словно убеждала не столько родителей, сколько саму себя. – Все и в самом деле… Внезапный резкий звук прервал ее на середине фразы. Миссис Грейнджер испуганно обернулась, словно кто-то мог попытаться оспорить слова ее дочери. На стеклянной поверхности стола подпрыгивал и звенел телефон. Миссис Грейджер промокнула нос. При виде этого раздражающего приборчика, который, вибрируя, уже почти добрался до лужи разлитого чая, ее разобрал хохот. Телефон Моники. Жизнь Моники. Все это была иллюзия – и, возможно, пациент, до которого она не дошла сегодня утром, так и сгниет в зубоврачебном кресле, потому что даже яркое сиднейское солнце ни на секунду ее не остановит – она возвращается домой. – И что же мне им сказать? – спросила она. – Ну… – ответила Гермиона, опустив голову на плечо матери. Рука мистера Грейнджера защитным жестом обхватила ее с другой стороны, так что оба они почувствовали, как дочь рассмеялась. И миссис Грейнджер совсем не удивилась, когда Гермиона подняла руку и игриво махнула палочкой – таких жестов у нее они не видели уже многие годы. – Думаю, я уж как-нибудь смогу все устроить.

Sige: alexi Dybra Астис Лис Спасибо вам большое за отзывы! Платочки далеко не убирайте, ага. Вот и третий кадр.

alexi: Sige Очень понравилось, хотя платочек не пригодился

Menzula: Sige безумно хорошо. Просто слов нет

assidi: Sige Спасибо, очень понравилось! Особенно последнее... Sige пишет: пациент, до которого она не дошла сегодня утром, так и сгнет в зубоврачебном кресле, Что сделает?

Гиллуин: Очень приятно, спасибо. Особенно последнее.

Sige: 4. Любой, кто увидел бы, как Джордж впервые заходит один в «Удивительные уловки Уизли», мог бы обеспокоиться. Джордж выглядел бледным и слегка осунувшимся. Хоть он уже несколько дней твердил своей семье, что с ним все в порядке и он вполне может выйти из дома без присмотра (да, все прекрасно, мама, благодарю покорно), – его тело насквозь пронизывала какая-то непривычная, вибрирующая энергия. Непривычным был и жест, которым он постоянно тер за отсутствующим ухом. Непохоже было, что ему больно – скорее казалось, что он пытается к чему-то прислушаться – и, если постарается сильнее, голос вернется. Верити, помощница братьев… нет, поправила она себя, теперь уже только Джорджа Уизли, действительно наблюдала за ним с лестницы, на которую ее загнало внезапное появление Джорджа. Она легко могла догадаться, к чему именно он пытается прислушаться. При мысли об этом ей хотелось плакать. Когда она только что сюда устроилась, друзья – что вполне естественно – от души посмеялись и пожелали ей удачи. Магазин был от пола до потолка забит забавными, причудливыми и вовсе не безопасными предметами, список которых возглавляли Фред и Джордж собственными персонами, частенько испытывавшие прочность не только ее терпения и мастерства в снятии заклинаний, но и – хоть она никому в этом не признавалась – контроля над гормонами. Она не была ни глупой, ни слепой, чтобы не оценить очарование их озорства. В первый же день Фред подмигнул ей поверх сладостей с афродизиаком и сказал: «Я бы предложил тебе образец, но это было бы чудовищно непрофессионально». Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы убедить Верити – шоколад ей и не понадобится. И вот она работала здесь неделями напролет, пока атмосфера не начала меняться. При том что целью магазина было отвлечение и развлечение посетителей, по поведению близнецов Верити видела, что их стали занимать более серьезные дела. Все чаще и чаще они просили ее присмотреть за магазином в их отсутствие, а иногда и ее освобождали от работы, объясняя, что это опасно и за ней могут прийти. Сегодня утром она открыла магазин впервые за несколько недель. Со стропил свешивались пауки, некоторых товаров вообще не было – от них остались только ошметки мусора на полу и на стеклах. Манекен у двери (он был одет мумией, и Джордж никак не мог определиться: «Это мумия манекена или манекен мумии?») был давным-давно зачарован, чтобы приветствовать посетителей глупыми фразами, но, заброшенный, пришел в негодность и теперь мог только что-то пугающе шептать. Верити, содрогнувшись, заткнула его. Она убирала в магазине три часа – и только радиоприемник составлял ей компанию. Очищая полки, она слушала заявления нового министра магии. Конечно, с помощью заклинаний можно было справиться быстрее, но Верити не хотелось, и она, покончив с полками, с той же яростью набросилась на пол. Затем она услышала самого Гарри Поттера – в его голосе слышались усталость и неловкость, но он был совершенно определенно жив, – передали одну-единственную реплику, которую непрестанно повторяли все вокруг, словно это самые важные на свете слова. Возможно, это действительно было так. «Могу заверить вас, что Волдеморт мертв, – повторял он сквозь потрескивание и помехи, – и мы наконец свободны». Магазинная дверь – будь она дверью любого другого заведения – в данный момент должна была тихонько звякнуть. Но она служила входом во владения Уизли, поэтому взревела бешеным ослом. Верити ахнула и обернулась. За дрожащим кончиком своей палочки она разглядела знакомый силуэт – человека, которого она знала и любила, но к встрече с которым не была готова. Что он скажет, когда увидит ее? Она попятилась, выключила радио и, бегом взобравшись по лестнице, ведущей к складу, присела, чтобы скрыться из виду. Внизу Джордж как раз заходил в магазин. Верити не знала людей, которые меньше заслуживали бы того, чтобы оказаться на войне, чем близнецы Уизли. Веселье и беззаботность – вот их вечный удел, а совсем не этот потерянный вид. Джордж двигался очень медленно, его глаза, яркие и внимательные, вбирали в себя все, но задерживались на совсем неожиданных объектах – и Верити гадала, о чем же он думает. Через проем в перилах она увидела, как он наклонился и поднял с пола тонкий деревянный прутик. Ей казалось, она знает все, что могут сотворить поддельные волшебные палочки, но, видимо, за время, что палочка здесь пролежала, заклинание изменилось, и вместо игрушечного попугая прутик превратился в сверкающую серебристую бабочку, которая тут же рассыпалась искрами. – Ну-ну, – сказал сам себе Джордж, и в его голосе почувствовалась тень улыбки. – Любопытно. Он склонил голову и, медленно потерев за отсутствующим ухом, повернулся, глядя на что-то, чего Верити видеть не могла. Она скользнула вниз на две ступени, стараясь двигаться бесшумно. Джордж зажег побольше света и провел рукой по ярлыкам сложенных на полках товаров. Блевотные пастилки. Носокровная нуга. Лихорадная помадка. Конечно, все они не были рассортированы по алфавиту – Верити попыталась было однажды, но все эти штуки загадочным образом перестроились обратно, в только им самим ведомом порядке. Джордж, задержав ладонь на помадке пуд-язык, странно улыбнулся. – Здорово у нас с этим получилось, а? – Он помолчал немного, затем рассмеялся. – Мерлин! Она аж посинела, когда узнала. Эх, мама-мама. Джордж поднял голову и уставился на потолок. Верити, прижав руку к груди, закрыла глаза. Она поняла, что слышит не весь разговор. Только половину. – Но некоторые-то идейки мы так и не отработали, – продолжил Джордж. – Может, сейчас – самое время… Он повернулся, все еще потирая место, где раньше было ухо. На лице его появилось задумчивое выражение, и через несколько мгновений он проговорил странным тоном: – Я знаю, что ты здесь. Верити задохнулась. «Фред, – подумала она. – Он думает, что здесь Фред. О, боже…» – Верити, – сказал Джордж более отчетливо. – Спускайся. Она замерла и нервно сглотнула, затем заставила себя подняться на ноги и пошла вниз, оставляя за собой разводы в пыли. «Юбка неизвестно во что превратилась», – подумала она, удивляясь, что ее это вообще волнует. – Ты зачем там пряталсь? – спросил Джордж, открывая ящик стола, в котором хранились проверяльные перья. Верити кашлянула. –Извини. Ты… испугал меня. – Сверху до них донесся странный глухой шум, и они подняли головы. – К тому же я собиралась заняться складом. – Одной туда лучше не соваться, – заметил Джордж, задвигая ящик. – Похоже, там бегающие бомбочки взбесились. И тут же, как по команде, раздались приглушенный удар и шипение. Верити снова откашлялась: – Э… Да. Через мгновение она осознала, что Джордж серьезно смотрит на нее. – Зачем ты пришла? Она отбросила назад коротко стриженные светлые волосы, оправила грязное платье и посмотрела на руки. Под ногтями были ошметки мыла и грязь. Очаровательно. И она все еще думает о том, чтобы хорошо выглядеть, – при том что это во Фреда она была… Она резко оборвала свои мысли и сказала: – Это моя работа, разве не так? – Наша работа, – осторожно выговорил он. Убедить себя было не так-то просто. – Ага. – Кругом сейчас такое оживление. – Верити обхватила себя руками. – Люди устраивают вечеринки, парады… Им ведь нужны будут фейерверки, так? А все остальное? Наверное, все уже готовы снова смеяться… Джордж все еще был сосредоточен на чем-то для нее невидимом. – Наша работа, – повторил он, и было невозможно понять, что он имеет в виду под словом «наша». Верити очень осторожно и нежно положила руку ему на плечо. Он повернулся к ней. На долю секунды она представила себе обоих братьев: буйных и хохочущих – как они кидают друг другу через всю комнату горячую картошку (кто последний поймал – того заклятьем: Фред таким образом обзавелся однажды павлиньими перьями, а Джордж – хвостом), как выкрикивают прохожим названия своих новых товаров… Джордж все смотрел и смотрел на нее – пока она не вздрогнула, а потом внезапно рассмеялся. – Ну так и какого черта мы ждем? Давай-ка распахнем окна и приведем тут все в порядок… Он прошел к дальней стене и открыл жалюзи. Верити двинулась следом и взглянула в окно. Под ними шумела Диагон-элли, с зачарованными на вечное вращение праздничными лентами и веселыми волшебниками и ведьмами. Радостные звуки как будто что-то высвободили в Верити – желание приобщиться. Джордж стоял, вбирая в себя праздник. Над ними кто-то неожиданно взвизгнул, захихикал и издал непристойный звук. Верити подавила смешок. Джордж легонько толкнул ее и подмигнул. – Ну, – начал он, выглядя точь-в-точь как его брат в тот самый, первый день ее работы, – насколько это место вообще возможно привести в порядок, конечно. Верити попыталась улыбнуться. Джордж уже сорвался с места. Снова заполненное энергией, это рыжее воплощение озорства вернулось в свою стихию. Она облокотилась на подоконник, глядя наружу. Да, для него будет хорошо вернуться сюда. Хорошо для души. Они снова поставят это заведение на ноги – ради всех. А если в будущем она опять обнаружит, как он прислушивается к голосу, который никогда не раздастся, она никогда не выдаст его и не скажет об этом, потому что знает – она тоже будет прислушиваться.

Sige: 5. Сквозь потрескивание помех постепенно проступают голоса. Ли Джордан: Дамы и господа, ведьмы и волшебники, представляем вам первый беспарольный выпуск «Поттер-FM»! Возможно, это наш последний выпуск, но я уверен, что вы знаете почему – Сами-Знаете-Кто собственной персоной… Темный Лорд… ладно, сейчас я это все-таки скажу – Волдеморт – наконец… э-э… какое же слово тут подойдет? Джордж Уизли: Отдал концы? Ли Джордан: Чер-ртовски точно, друг мой! Темный Лорд мертв, и наступило время узнать в подробностях, как же это произошло. Ваша поддержка, наши верные слушатели, сыграла в этом немалую роль, и вы заслуживаете того, чтобы услышать эту невероятную историю целиком. Но сначала – минута молчания. Несколько наших корреспондентов, а также многие другие отдали жизни в этой битве, и мы хотим почтить их память. (Ли зачитывает список павших, за этим следует минута молчания.) Ли: Спасибо всем, и спасибо тебе, Джордж, за то, что ты сейчас с нами, несмотря на обстоятельства. Джордж: Да, конечно, Река… То есть Ли. Ха, нам ведь больше не нужны псевдонимы, а? Ли: Честно говоря, это такое облегчение – не называть тебя больше Саблей. Джордж: Что?! Неужели ты не был впечатлен остротой моего ума, мистер Балабольный Болван? Ли: Уймись уже, ножик перочинный! Короче, сейчас мы представляем вам Короля собственной персоной – нашего новоиспеченного министра магии Кингсли Шеклболта. Ки-и-и-ингсли! (звуки приветствий и дробь по столу) Кингсли: Всем спасибо. Ли: Очень рад, что ты к нам присоединился. Ну а теперь, раз мы пригласили тебя поделиться новостями с нашими слушателями, а наше радио, конечно же, по-прежнему называется «Поттер-FM», – расскажи, ты ведь только что видел нашего героя? Кингсли: Видел. Юный Гарри заслуживает самого искреннего восхищения за по-настоящему самоотверженное и отважное противостояние Волдеморту несколько дней назад. Джордж: Я вам вот что скажу: я был там и могу подтвердить каждое слово. Парень умер за нас! Кремень. Ли: Мальчик, Который Выжил, Умер и Снова Выжил? Джордж: Мальчик, От Которого Вечно Отлетают Убийственные Проклятья. Ли: Ну так расскажи нам, как он себя чувствует? Кингсли: Учитывая все обстоятельства, относительно неплохо. Одно слово – он жив. Исход битвы решил его невероятный акт самопожертвования, который заставил всех нас поверить в то, что он… ушел туда, откуда не возвращаются. Но именно этот поступок дал нам защиту, которая позволила противостоять Волдеморту в завершающей схватке. Ли: Потрясающе. Кингсли: Мы все безгранично ему обязаны. На данный момент все, что он попросил, – это тишина и покой, чтобы восстановить свои силы. Джордж: Да ты что! И он не сказал, что собирается потратить это время на обжимания с нашей маленькой сестренкой? Ли: О, я уверен, что он страшно рад услышать об этом в прямом эфире! Джордж: Ты, главное, не смей обижать ее, Гарри, – а не то заклянем тебя как следует до следующего вторника. У нас обоих это исключительно хорошо получается. Ли: Э… Поехали дальше. Кингсли, поделишься с нами происходящим в министерстве? Насколько я понимаю, в его составе ожидаются серьезные изменения? Кингсли: Да. Пожиратели смерти укоренились в министерстве во времена возвышения Волдеморта и произвели ряд перестановок. Сейчас решаются кадровые проблемы, а также вопросы о суде над нарушителями и перестройке некоторых сооружений. Там были произведены… кое-какие изменения. Джордж: Ловушки? Кингсли: Что-то вроде того. Мы сейчас занимаем временную штаб-квартиру, пока все не будет восстановлено. Ли: Как считаешь, вернется ли министерство в ближайшее время к нормальному функционированию, несмотря на все проблемы? Кингсли: Сложно сказать. Нам нужно не только восстановить прежние функции – нам все нужно подвергнуть серьезному и всестороннему переосмыслению. Мы долго работали в темные времена, и под их воздействием у нас сформировалось мнение о том, что хорошо, что плохо, а что необходимо, что зачастую подрывало наши же права. Некоторые законы до сих пор могут причинять вред. Я собираюсь потратить много времени на то, чтобы убедиться, что мы построим достойное будущее для всех граждан и не закостенеем в наших прежних ошибках. Джордж: Хорошо сказано, приятель! Кингсли: А еще я отказываюсь пользоваться своим кабинетом, пока кто-нибудь не выгонит оттуда нарглов. (потрясенное молчание) Джордж: Ты утверждаешь, что они существуют?! Кингсли: Есть многое на свете, друг мой. Ли: А сейчас – небольшой перерыв. После объявления от только что заново открывшего свои двери магазина «Удивительные уловки Уизли»… Джордж: Представляющего абсолютно новую серию продуктов «ЧудоВедьма»! Самые лучшие способы довести своего возлюбленного до полного умопомрачения! Ли: … мы представим нам еще одного замечательного друга, который расскажет о битве за Хогвартс и о том, что теперь ждет школу: нового директора Хогвартса Минерву МакГонагалл! (снова звуки приветствий) Джордж: Эх, жалко, у нас никогда не было для нее псевдонима. (в отдалении) Минерва: Думаю, Бастет бы вполне подошло. Джордж, вздыхая: Дамы и господа, с сожалением вынужден вам сообщить, что наш дорогой профессор страдает манией величия… Минерва: Et tu, Сабля? Джордж: Похоже, от меня никогда с этим не отстанут, а? Ли: Уж будь уверен. Оставайтесь на нашей волне.

Sige: alexi То ли еще будет! :-) assidi Спасибо, дорогая! Очепятку исправила :-) Menzula Гиллуин

alexi: Sige То ли еще будет! :-) Жду с нетерпением! и спасибо за новые эпизоды.

Ольга: Сильная вещь. В оригинале ее читала и теперь очень рада увидеть в переводе. И перечитать, разумеется. Перевод очень хорош.

kos: Удивительно интересный фик, только очень грустный. Прошлое уходит насовсем, и ничего и никого не вернешь. И все это чувствуют, хоть и стараются смотреть в будущее. Мне очень понравилось про Гермиону (и про Бастет ) Sige Спасибо за чудесный перевод. Читается легко, словно на русском и написано, а ведь текст сложный. Спасибо!

Sige: Ольга Ольга пишет: В оригинале ее читала и теперь очень рада увидеть в переводе. Ой, я как прочитала - сразу поняла: надо переводить :-)) Спасибо! :-) kos Он и должен быть грустным - слишком большие и страшные потери. Но "помни не только горе, Минерва" - все-таки общее настроение в нем светлое... kos пишет: Читается легко, словно на русском и написано, а ведь текст сложный. Ой, сложный - и не то слово, да. Мучаюсь сильно - хочется, чтобы звучало так же пронзительно, как в оригинале, но не всегда получается :-( И вам спасибо за отзыв!

Лучик: Спасибоёуважаемый автор над моментом про Джорджа я плакала, его так жаль...

Lecter jr: Sige Тебе громадное спасибо за перевод) А автору - за то, что не учел интервью и чат. Чат меня подкосил, если честно (особенно в том, что касается обстоятельств первой части).

Sige: Лучик И вам спасибо, что читаете :-) Lecter jr особенно в том, что касается обстоятельств первой части А что конкретно, кстати, тебя там подкосило?..

Гиллуин: Отменно, отменно!

Lecter jr: Sige Ой. Ну я по-дурацки выразилась. Подкосили меня смерти Люпина и Тонкс. Вернее, это в каноне подкосило; в интервью же - тот факт, что Тонкс была убита именно Беллой. А Люпин - Долоховым (и я еще испытывала к Долохову определенную симпатию...) Версия (раз уж они все равно мертвы), описанная в этом фике, все же более...приемлема А еще мне не понравился чат хотя бы потому, что многие ответы были какими-то слишком...искусственными, натунутыми, что ли.

Sige: Lecter jr пишет: в интервью же - тот факт, что Тонкс была убита именно Беллой. А Люпин - Долоховым А, понятно. Это действительно тяжело, хотя и логически вытекает из того, что уже было раньше: Белла еще с первой главы на этом зациклилась, а насчет Долохова было упоминание в 31 главе (или в 32?), когда Тонкс побежала искать Ремуса. Lecter jr пишет: еще мне не понравился чат хотя бы потому, что многие ответы были какими-то слишком...искусственными, натунутыми, что ли. Угу, но это тоже понятно - форма общения предполагает. Я бы очень хотела, чтобы сейчас опять состоялась встреча, как после шестой книги, у Роулинг с представителями фанатских сайтов - они тогда поговорили так обстоятельно и спокойно, и у нее по крайней мере было время обдумать каждый ответ, прежде чем выдавать его...

бурная вода: Как все замечательно. И грустно до слез, и весело до смеха. Точное описание "праздника со слезами на глазах". Спасибо огромное. Lecter jr Меня в ситуации с Долоховым убившем Ремуса подкосило то, что именно его Трио в начале книги могло если не убить, то попытаться надолго вывести из строя, и они этого не сделали. Они еще такие дети были, не солдаты, и они по очень крупному были правы, ИМХО. Но ни одно доброе дело не остается безнаказным, (с) не знаю кто, увы

Sige: бурная вода Спасибо! А вот и окончание :-)

Sige: 6. Фортуна наконец-то оказалась благосклонна к Джинни – она была так занята, что не услышала, как братец прошелся в радиопередаче на ее счет. Вот только, к сожалению, объекта шутки в этот момент рядом с ней не было – совсем другие руки сжимали ее в объятьях совершенно иного рода. Тедди Люпин, как она только что выяснила, отличался на редкость крепкой хваткой. – Эй! – сказала она, осторожно высвобождая прядь волос из его цепких пальчиков. Андромеда рассмеялась, и к ее смеху присоединилась сидящая в другом конце комнаты Луна. – Осторожнее! – предупредила Андромеда. – Он еще отлично умеет пускать слюни. – Я заметила, – ответила Джинни, поправляя на плече пеленку и прислушиваясь к икоте малыша. Она похлопала его по спинке и улыбнулась. После битвы и трагической гибели Люпинов Орден и Армия Дамблдора пришли к молчаливому и единодушному соглашению помогать Андромеде справляться с ее новыми обязанностями. Причем Гарри проявил наибольшее рвение. – Он никогда не почувствует себя одиноко, – заявил он, поглаживая малыша по ядовито-желтым волосам. Тедди только агукнул в ответ, и его волосы снова приобрели обыкновенный русый цвет. – В маму пошел, – улыбнулась Джинни, щекоча пяточку малыша. – Я знаю, – подтвердил Гарри. Они никогда не говорили о том, что было очевидно для обоих: глаза Тедди, никогда не менявшие цвет, были точь-в-точь как у его отца. – Знаю. А в этот день, когда Гарри отправился на очередное (Джинни надеялась, что и последнее) мероприятие, связанное с поминовением погибших, Джинни заступила на свою смену у Андромеды – в доме, где выросла Тонкс. Она позвала с собой Невилла, а заодно с ним пришла и Луна – неожиданный, но желанный гость. Джинни подумала, что если кто-то и мог развеять все еще царящую здесь скорбную атмосферу, так именно Луна с ее сюрреалистичным взглядом на мир. – Спасибо вам за то, что вы здесь, – произнесла Андромеда, и в ее тоне можно было услышать другие, невысказанные слова. Только что усевшись в ближайшее кресло, она предложила гостям чай. Луна, пробормотав в чашку «спасибо», подула, чтобы остудить напиток, а Невилл поторопился и обжег язык. Джинни кивнула в ответ на слова Андромеды, и та несколько мгновений внимательно смотрела на нее, а затем продолжила: – Надеюсь только, что для вас это не слишком обременительно. – Ну что вы! – воскликнула Джинни. – Вовсе нет! Я люблю детей. И это не было ложью. Какая-то часть Джинни испытывала беспокойство, потому что она еще не была в полной мере готова пойти по стопам своей плодовитой матери, но она точно ничего не имела против того, чтобы время от времени возиться с малышами. Даже учитывая то, что Тедди снова вцепился ей в волосы. Джинни аккуратно разжала его пальчики. – Мне тоже нравятся малыши, – как всегда мечтательно сказала Луна. – Но не думаю, что у меня их будет много. Невилл покосился на нее: – А почему? – Просто мне так кажется. – Она взглянула на него своими выпуклыми глазами. – А ты хочешь, чтобы их было много? Невилл поперхнулся. По его виду было ясно, что он не может решить, воспринимать ли ее фразу как предложение. Джинни рассмеялась, прикрыв рот рукой. – Ну, не так вот сразу, – ответил Невилл. – Может, позже. Не знаю пока. У Андромеды был задумчивый вид. – Так вы все решили, чем теперь займетесь? Джинни посмотрела на нее. Вопрос был совершенно нормальным, но прозвучал так прямо, что Джинни неожиданно растерялась. Она была так сосредоточена войне и так рвалась в бой – в то время как все пытались ее от этого уберечь… Она делала все, что в ее силах. Но вот война окончена – и что же дальше? – Наверное, я займусь тем же, чем папа, – беззаботно вклинилась Луна в молчание Джинни. – Мне всегда нравились исследования. Мы отправимся следить за миграцией нарглов на следующей неделе – ведь он уже неплохо себя чувствует. У Андромеды был слегка озадаченный вид. Джинни, несмотря на занятые ребенком руки, умудрилась жестом попросить ее не задавать вопросов. Андромеда заметила ее движение и кивнула, но все еще выглядела удивленной. Невилл мог бы казаться более серьезным, не держи он в одной руке чашку, а в другой – игрушечный плюшевый снитч (Джинни вспомнила, что это подарок Гарри – как характерно для него). – Как закончу сдавать экзамены, наверное… останусь в школе, – сказал Невилл. – Учителем. Джинни не слишком удивилась. – Гербологии? Он энергично кивнул. – Я уже разговаривал с профессором Спраут. Она сказала, что не собирается занимать эту должность вечно – и что она порекомендует меня. – Полагаю, мистер Лонгботтом, весь магический мир с удовольствием дал бы вам самые лучшие рекомендации, – сказала Андромеда – Мы все слышали о том, как вы расправились с той змеей. Джинни посмотрела на Невилла. Непривычно было видеть у него такое выражение лица. Ведь это был Невилл – застенчивый, неуклюжий Невилл – но во время битвы и до нее он проявил себя с другой стороны – отважным, и гордым, и неистовым. И сейчас, когда он только что получил заслуженную похвалу, все это можно было увидеть в его взгляде. Но громко пищащий снитч в его руках нарушил торжественность момента – и Тедди обернулся, потянувшись к игрушке. На лице Невилла расцвела улыбка. – Я возьму его, – предложил он. Джинни встала и аккуратно передала ему малыша, после того как Невилл отставил в сторону чашку. Тедди радостно агукнул и сжал снитч, от чего тот снова запищал. Изо всех сил размахнувшись пухлой ручкой, малыш бросил игрушку через всю комнату, и она отскочила от фотографии Тонкс, которая пригнулась и со смехом погрозила ему пальцем. – Вот дурачок, – сказала Джинни. – Ловцы должны ловить снитч, а не бросать его. – Ничего, со временем он это поймет, – ответила Андромеда и бросила тоскливый взгляд на фотографию дочери, прежде чем снова повернуться к Джинни. – Ну, а ты? Джинни снова села. Теперь, когда у нее на руках не было ребенка, она чувствовала себя странно уязвимой – ей больше не за что было спрятаться. Устроившись рядом с Невиллом, она погрузилась в размышления. – Окончу школу, наверное, – сказала она наконец. – Теперь, когда МакГонагалл стала директором, учиться будет гораздо лучше. – А потом? Вопрос прозвучал мягко – но заставил глубоко задуматься. – Если честно, я понятия не имею. Андромеда, откинувшись на спинку кресла, пила чай. Тонкс все еще махала ей с другой фотографии, висевшей на противоположной стене, – это было семейное фото, запечатлевшее Андромеду, Теда и их дочь. Двоих из них уже не было в живых. – Моя Нимфадора всегда знала, – сказала Андромеда, обращаясь скорее к самой себе. – Всегда хотела стать аврором – она была такой целеустремленной… Да и ты была такой же. – Она взглянула на Джинни. – Но теперь мы оказались в совершенно другом мире, да? Джинни кивнула. – Жаль, что она этого не дождалась, – вздохнула Андромеда. Последовавшее за ее словами почтительное молчание прервал недовольный звук. Тедди, которого совершенно не интересовали воспоминания бабушки, начал ворочаться на руках у Невилла. Джинни оглянулась в поисках другой игрушки. Что же лучше его отвлечет – плюшевый котик или вязаный клубкопух (не иначе, подарок ее матери)? – Возьми слона, – посоветовала Андромеда. – Он любит слона. Джинни отыскала игрушку и принялась покачивать ей перед носом у Тедди. – Погляди-ка, кто к нам пришел? Качающийся слоник! Тедди рассмеялся и запихнул в рот здоровенное слоновье ухо. – Ты хорошо управляешься с детьми. – Да, с братьями мне это очень даже помогало, – сказала Джинни. Андромеда рассмеялась. – Никогда не знаешь – может, это тебе и в будущем пригодится. – Ой, нет! – воскликнула Джинни, перекрывая смех Луны. – Только не сейчас. – Все вокруг, между прочим, заключают пари, – сказала Луна. – На то, сколько еще времени пройдет, прежде чем вы с Гарри наконец будете вместе. – Кто заключает?! – спросила Джинни, чувствуя, что бледнеет. Невилл подавил смешок. – Твои братья, – улыбнулась Луна. Джинни произнесла слово, явно не предназначенное для ушей Тедди, и опустилась на пол, подняв взгляд к потолку. Андромеда снова рассмеялась – на этот раз громче. – Ни слова! – предупредила Джинни. – Только Рон решил не участвовать, – продолжила Луна. – Говорит, что и знать об этом ничего не желает. Хочешь чаю? – спросила она, как будто от этого предложения Джинни могло стать легче. – Гр-р, – только и ответила Джинни. – Ну надо же, – сказал Невилл. – А я-то думал, вы уже… Джинни с сердитым видом приподнялась на локтях. – Вечно что-то мешает. То одно, то другое. И я даже не могу злиться на него – потому что весь магический мир с полным правом может требовать его внимания. Только ведь… война-то кончилась! Я уже готова просто взять его под уздцы и… Андромеда кашлянула. Джинни обернулась к ней с извиняющейся улыбкой. – Э… простите. – Да нет-нет, просто… – На ее лице внезапно появилась озорная улыбка, и Джинни потрясенно подумала, что она сейчас ужасно похожа на Сириуса. – Примерно таким образом я и убедила в конце концов Теда. Луна с восхищением взглянула на нее. Невилл, покраснев, улыбнулся. Джинни снова откинулась назад и расхохоталась. – Ну что ж… Значит, у нас есть план. – Только… не нужно очень уж торопиться, – предупредила Андромеда. – Ты ведь так еще молода… Об этом Джинни уже слышала не раз. – Знаю. – И к тому же, – сказала Луна, – теперь в нашем распоряжении сколько угодно времени. Эти простые слова почему-то потрясли Джинни. Она снова села. В них была истина, которая и делала все очевидным. Они победили. Больше не нужно было каждый день думать, кому суждено выжить, а кому погибнуть. Больше не было чувства обреченности и неуверенности в завтрашнем дне. Все кончилось, и теперь у них было время. У них было время – благодаря всему, что было сделано. Благодаря Гарри. Джинни представила его себе. Сначала очки, шрам и все, что составляло его растиражированный образ. Затем она подумала о настоящем Гарри, которого знала. С внезапным наслаждением она вспомнила об их поцелуях. Совсем скоро Гарри снова будет с ней. Он сделал это возможным – а она, уж будьте уверены, этого не упустит. – Ну что, уже строишь планы? – спросила Андромеда, и Джинни рассмеялась. «Теперь все время мира действительно в нашем распоряжении, – подумала она с улыбкой. – Я просто позабочусь о том, чтобы он не тянул слишком уж долго».

Sige: 7. И в конце, когда время и истина замыкаются в ровное, неразрывное кольцо, наступает блаженная тишина. Гарри пришел сюда один. Он думал было позвать с собой Рона и Гермиону, но боялся, что они не поймут – даже после всего, что выяснилось в последнее время. К тому же он сегодня заходил к Рону – и у того был такой блаженно-рассеянный вид, что Гарри прекрасно догадался о том, как прошло их воссоединение с Гермионой и чем именно они занимались, вряд ли потратив хотя бы пару минут на обсуждение ее поездки в Австралию. Что ж, все к лучшему. Гарри никогда еще не видел Рона таким счастливым. Раз в мире вновь есть место для подобного – значит все, через что им пришлось пройти, было не напрасным. Он шел один и думал о том, кто его ждал. Ему пришлось сказать Джинни небольшую, простительную ложь: он действительно должен был сегодня отдать должное памяти умершего – но частным образом. Визит этот был неофициальным и все же необходимым. Он отличался от того, что они вместе сделали для Колина, когда посетили его рыдающих родителей и пытались их утешить. И от поминовения Люпина и Тонкс, когда Гарри был окружен соратниками из Ордена. И от собрания семьи Уизли, когда Гарри выпускал безудержно рыдающую Джинни из своих объятий только для того, чтобы Молли могла обнять единственную дочь. Во всех этих случаях Гарри выполнял определенные обязанности: утешителя, соратника, символа поддержки. Он принимал во всем этом участие, несмотря на то, что был совершенно обессилен, потому что знал, как важно для людей его присутствие. А в этот раз ничье мнение не имело значения. Важно было только то, что собирался сказать сам Гарри. Он вошел в ворота кладбища на Спиннерс-Энд и остановился у только что поставленного могильного камня. Большинство директоров Хогвартса хоронили пышно, с почестями. Гарри хорошо помнил ряды скорбящих на похоронах Дамблдора. Северус Снейп занял этот пост при совершенно других обстоятельствах и бесславно его покинул, так что весь мир, несмотря на объяснения Гарри, должен был вскоре забыть о нем. Прощание со Снейпом проходило тихо и скромно, и присутствовали на нем лишь немногие. Сама могила была строгой и аскетичной: только имя и дата, выбитые на камне, больше ничего. Гарри подумал, что это подходит тому, кто здесь лежит. Гарри встал у могилы, сунув руки в карманы – погода была не по сезону холодной, и несколько мгновений думал о том, что сказать. В конце концов он вздохнул и решил отдаться на волю волн. – Я ненавидел тебя годами, – начал он с грубой правды. – Думаю, ты согласишься с тем, что ты делал для этого все возможное. Наверное, я не всегда был справедлив – но и ты тоже. Просто… прошло много времени, прежде чем я понял – почему. Ветер ерошил коротко подстриженную кладбищенскую траву. На могиле Снейпа она еще не успела вырасти, и у Гарри мелькнула мысль – а вырастет ли она здесь вообще. – Пройдет еще немало времени, прежде чем я привыкну не думать о тебе как о Пожирателе Смерти. Ты ведь был им, и ты делал ужасные вещи… Вынужден был делать – иначе ты не мог бы быть двойным агентом… Гарри собрался с мыслями и продолжил: – Но ты был на нашей стороне, а я не верил в это, хотя и должен был. Мне следовало бы понимать: Дамблдор знал, что делал. Все было частью грандиозного плана, и у него были основания доверять тебе. Теперь я это понимаю. Гарри умолк. Ему нужно было сказать еще кое-что – более важное, но к этому не так-то просто было подступиться. И все-таки он попробовал: – Я знаю, ты всегда видел во мне отца. И все же… надеюсь, иногда ты мог разглядеть во мне и маму тоже. Потому что я любил ее за то же… за что ее любил ты – и мне ее очень не хватает, и я завидую каждому мгновению, что ты провел с ней. Я бы очень хотел… знать тебя, как знала она, чтобы я мог… Он снова замолчал и, глубоко вдохнув, посмотрел в небо. Слова давались с трудом. – Другой человек, которого мы тоже лишились, сказал мне однажды, что она всегда видела в людях лучшее. Ради ее – и ради тебя – я всегда буду стараться. Гарри опустил взгляд на могильный камень: – Ради моей матери обещаю – я буду помнить. И он, простояв еще несколько минут в тишине, нагнулся и положил что-то на могилу. После этого Гарри развернулся и медленно пошел прочь – к своей жизни, к миру живых. К тем, кого он любил и кто его ждал. Наконец-то пришло время оставить умерших покоиться с миром и начать новую жизнь. И много, много лет спустя эта могила – голая, стылая, лишенная красок – выглядела странным местом, обиталищем призраков. Но обитавший там призрак был прекрасен: на могиле лежала хрупкая лилия, замершая в вечном цветении, – словно драгоценное воспоминание, которому никогда не суждено умереть.

FawX: Это прекрасно. Просто чудо. Даже не знаю, что еще сказать. Просто помолчу.



полная версия страницы